– Я, честно, не очень-то в это верю. Хотя многие говорят то же. Ну, хоть один пример у тебя есть?

– Но ведь и у меня только одна жизнь… – Она улыбнулась.

Официантка снова приблизилась. Она принесла что-то рыбно-консервное, выловленное в чужих морях и привезенное за тысячи верст. Свежую рыбу нашего моря достать к столу можно было только из-под прилавка.

– Хоть один пример! – напомнил я, когда официантка удалилась.

– Ты видел, когда хоронили Пухова, на кладбище… Со мной стояла женщина. С черным бантом…

– Вдова Ветлугина?

– Ты с ней знаком? – Анна удивилась. – Она, кстати, здесь, в ресторане. Не оборачивайся. Третий столик за твоей спиной… – Мы незаметно перешли на «ты».

– У нее муж погиб на охоте, самопроизвольный выстрел из охотничьего ружья…

– Ерунда! – Она отложила ложку. – Никакой это не несчастный случай. Ее мужа убили. Закатили в лоб полный заряд дроби. Днем! Принародно!

– Наверняка нашлись бы свидетели!

– Они есть! Человек десять, а может, пятнадцать! Но они тоже ничего не скажут!

– Откуда все это известно? И про свидетелей, и про дробь? Ты вскрывала его?

– Это было до меня. Но всем это известно! Все знают!

– В том числе и вдова Ветлугина?

– Конечно!

– Вот ты и попалась. – Я легко хлопнул ладонью Анну по руке. – Я час назад с ней разговаривал. Она и слова не сказала о том, что ее мужа убили!

Анна улыбнулась.

– Господи! Да она боится! Я именно от нее и слышала, что его убили.

Я сидел, сбитый с толку.

– Поэтому я и говорю: вы ничего не знаете о здешних трагедиях! Сколько людей гибнет! И все тихо! Все списывают на несчастные случаи! Не молчат у нас только мертвые.

Я снова вспомнил жену: речь ее была удивительно образной. Сложись обстоятельства иначе, Лена могла стать популярным телеобозревателем или видным общественным деятелем. Видит бог, я испытал бы чувство удовлетворения и гордости за нее. Мне же для жизни требуется, видимо, простая женщина. Как Анна Мурадова.

– Не знаю. – Я замолчал. – Для начала мы должны снова вместе поужинать. Шашлык «Дружба», я надеюсь, поможет нам во всем разобраться.

– Меня ни для кого нет, кроме прокуратуры бассейна, – предупредил я Гезель.

Весть о том, что водный прокурор предписал немедленно приостановить новую установку, вызвала мощный противоречивый взрыв общественной активности. Наш телефон буквально разрывался от звонков.

– Со всеми делами, Гезель, пожалуйста, переключай на Балу!

Моего молодого помощника никто пока в городе не принимал всерьез, кроме случайных посетителей и младшего чиновничьего аппарата.

– Гезель! – сказал я. – Пожалуйста… Когда жена Умара Кулиева вернется, заведи ее под каким-нибудь предлогом к нам. Я хотел бы с ней еще поговорить. Но так, чтобы никто не мешал.

– Это легче простого… Мы ведь ходим с ней на курсы стенографии… – Напоминая о курсах, Гезель ненавязчиво давала понять, что я могу помочь ей поупражняться в качестве стенографистки.

– А что с Гусейном? – Я уже несколько дней не видел своего следователя.

– Сейчас звонил. Меньшую сегодня не повели в садик…

– Есть еще новости?

– В основном только спрашивают, когда вы будете…

Узнав, что водный прокурор отсутствует, абоненты Бале не перезванивали – все же некая картина события понемногу вырисовывалась.

Кудреватых не решился открыто нарушить прокурорский запрет и, по одним сведениям, капитулировал. Это давало ему возможность списать на меня все огрехи с выполнением плана во втором квартале. По другим сведениям, слухи о капитуляции не имели под собой никакой почвы и делалось это для активизации против меня общественного мнения: невыполнение плана грозило потерей премии за полугодие и исключением комбината из списка предприятий, представленных к награждению знаменем ВЦСПС.

Один раз я хотел взять трубку, но не успел – Гезель появилась в дверях и сказала:

– Какое-то ЧП в заповеднике… Сейчас приедет директор…

«Ответный удар не заставил себя ждать…» – подумал я.

Сувалдии буквально вбежал в мой кабинет – быстро, насколько позволяли ему костыли:

– Вам уже доложили об этих зверствах? Именно зверствах! Иначе это нельзя назвать!

У него был голос и лицо человека, побывавшего в аварии и внезапно лишившегося всех своих близких.

– Садитесь, пожалуйста.

Он сел, бросил на стол шляпу и бинокль.

– Кто-то разбросал отраву по территории заповедника. Это – конец качкалдакам… – На него было больно смотреть. – Мерзкое, бессмысленное истребление… Птице этой только и надо-то от нас – чтобы ей не мешали спокойно кормиться! Набрать сил для длинного перелета. Подлое убийство слабых! Кто заведомо не может за себя постоять… – Он всхлипнул.