— Ну, не сердись, Абу Мухаммед, — как бы извиняясь за свою грубую шутку, сказал начальник порта, похлопывая его по плечу. — Таруси для всех нас как брат родной. А ты вроде отца. Мы уважаем и слушаем тебя. Но и ты не отворачивайся от других. Таруси — прекрасный моряк. Мы с тобой не спорим. Согласны. Однако и мы кое-что соображаем. Ты думаешь, вот эти нашивки на рукавах и погоны мне по наследству достались? Нет, ошибаешься, Абу Мухаммед! Сколько я кораблей спустил на воду. Сколько судов отправил из этого порта в дальние рейсы! Так что моя должность не от отца ко мне перешла… Конечно, неудобно расхваливать самого себя. Я и не собираюсь этого делать. Да и умалять заслуги Таруси не хочу… Риск, говорят, благородное дело. Кто из нас не рисковал? Я и сам не раз шел на опасные авантюры. Но какой нормальный человек решится выходить из порта в такую погоду? Тут я признаю свою вину. Мне надо было запретить ему это. Я начальник порта, и я отвечаю здесь за каждое судно и за каждый катер… Сколько раз я говорил Таруси: «Не вмешивайся не в свое дело!» И предупреждал, и просил его: «Не ставь меня в ложное положение! Не суй свой нос в дела порта!» Но для него мои слова что о стенку горох. Чуть не каждый день устраивает какой-нибудь скандал. То кто-то свой баркас не там поставил — он его разносит и ругает. То динамитом рыбу глушат — он угрожает рыбаков проучить. То какой-то капитан своих моряков оскорбил — он подбивает моряков к непослушанию. Мы все в порту уважаем Таруси и считаемся с ним. Но всему есть предел. Ведь не ему же одному принадлежит море. У него есть кофейня. Вот и занимался бы ею. А если у него много друзей среди моряков, так это еще не дает ему права вмешиваться в дела порта. В порту не может быть двух начальников. Начальник только один. Это я! — Он постучал при этом кулаком в грудь. — Я один! И мне в самом деле не следовало бы давать ему катер. Если уж так приспичило, то пусть плыл бы один. А при чем здесь моряки? Зачем им рисковать жизнью? Да и за катер кому придется отвечать? Опять же мне. Не с кого-нибудь, а с меня спросят.

Начальник порта долго еще разглагольствовал. Потоку его красноречия не было, казалось, конца. Поэтому моряки предпочли оставить его одного.

— Брызжет словами, как слюной, — заключил Халиль по поводу выслушанной ими длинной речи начальника, когда они уже возвращались из порта в кофейню.

— Говоришь, как слюной? Лучше бы меня собака бешеная искусала, чем вытирать его слюну, — отозвался Абу Мухаммед. — Был бы Таруси, он заставил бы его прикусить язык… Вы думаете, он о Таруси или о моряках печется? Он больше всего за свой катер беспокоится. Тьфу! — со злостью сплюнул Абу Мухаммед. — Прихвостень французский! Лизал им и руки и ноги, пока не добился своего поста. Прихвостень он и останется прихвостнем. Чего еще можно ждать от него!

— И что он так взъелся на Таруси? — спросил Халиль Абу Мухаммеда, когда они возвращались из порта. — А ты Таруси про это скажешь?

— Зачем! Чего доброго, Таруси его на тот свет отправит. И угодит из-за него в тюрьму.

— Да-а! — протянул Халиль. — Мне все-таки страшно за него, клянусь аллахом!

— За кого? — спросил Абу Мухаммед, внезапно остановившись.

— За Таруси.

— Нечего за него бояться, — возразил Абу Мухаммед, прибавляя шагу, — правда, сам я с ним ни разу в море не ходил, да только все говорят, что Таруси в море чувствует себя как дома. Никого и ничего не боится — ни черта, ни дьявола, ни бури, ни урагана.

— Послушай, Абу Мухаммед! А тебе не кажется, что Таруси покровительствует в море какая-нибудь русалка, которая влюбилась в него? — спросил Халиль, веривший в добрых и злых фей.

Абу Мухаммед посмотрел на него с подозрением: уж не разыгрывает ли его Халиль. Но Халиль, видно, спрашивал вполне серьезно, поэтому Абу Мухаммед ответил уклончиво:

— Все может быть…

— Это и хорошо, и плохо. Русалка любит до поры до времени. А потом и защекотать может до смерти.

— Неужто? — удивился Абу Мухаммед. — С чего же она такая кровожадная?

— С того, что не любит, когда люди раскрывают ее тайну. Того, кто знает, она и убивает.

— Избавь аллах Таруси от такой любовницы! А где же она живет?

— В море… Точно, где она прячется, никто не знает. Она ведь наполовину рыба, а наполовину женщина. Кое-кто из рыбаков ее даже видел.

— Ты в самом деле веришь, что она существует?

— А как же! И шторм наверняка ее рук дело.

— Не может быть! — усомнился Абу Мухаммед.

— Клянусь тебе! На Арваде все об этом знают. Русалки — они вроде морских невест. Когда одна из них выходит замуж за морского царя — поднимается на море шторм. Они его нарочно устраивают, прежде чем выйти на поверхность моря.

— Да ну? — искренне удивился Абу Мухаммед.

— Хочешь — верь, хочешь — нет. В море много всяких чудес бывает.

— Слышать-то я слышал об этих чудесах, но верить им не очень-то верю.

— Дело твое. А я вот верю. Мне один старый рыбак рассказывал, что он в молодости сам, своими глазами, видел русалку. И даже время с ней проводил!.. Я до сих пор помню его рассказ.

Абу Мухаммед хотя и не верил всем этим басням, но слушать их очень любил. Даже одни и те же по нескольку раз. Войдя в кофейню и плотно закрыв дверь, Абу Мухаммед с мольбой в голосе обратился к Халилю:

— Расскажи нам, голубчик Халиль, ту историю!

— Ладно, расскажу. Только дай сначала согреться чашечкой кофе.

Все придвинули стулья ближе к Халилю, уселись вокруг него кружком. Абу Мухаммед принес кофе. Халиль не спеша, с достоинством сделал несколько маленьких глотков. Поставил чашку на стол. Свернул сигарету. Закурил. Потом опять отхлебнул несколько глотков, будто не замечая приготовившихся слушать его моряков, и только после этого начал наконец свой рассказ.

— Ну, так вот! Известно ли тебе, — сказал он, обращаясь к Абу Мухаммеду, — что в море есть все, что и на суше: и горы, и реки, и долины. И живут там тоже люди. И правят ими вроде эмиров наших. Это ты знаешь?..

— Знаю, — простодушно ответил Абу Мухаммед, чтобы только не задерживать рассказчика.

Халиль сделал многозначительную паузу, словно раздумывая, стоит ли продолжать рассказ.

— Ну а раз ты знаешь, так незачем мне и рассказывать, — набивая себе цену, капризно сказал Халиль.

— Я же не говорю, что знаю всю эту историю. Я только слышал ее как-то от Таруси, — поспешил оправдаться Абу Мухаммед.

— Да тише ты, — зашикали на него со всех сторон моряки. — Слушай и не перебивай.