Вечером, когда я смотрела телевизор, кот ложился мне на грудь. Когда пора было спать, шел за мной наверх и укладывался на своей половине кровати. Мы даже в супермаркет вместе ездили: Босс сидел на заднем сиденье на одеяле. Часто, пока я парковалась, люди удивленно на нас посматривали.

Конечно, с возрастом кот стал спокойнее и прекратил свои исследовательские вылазки. Однажды ветеринар обнаружил у него опухоль в почках и сказал, что сделать уже ничего нельзя. Мы забрали Босса домой, приласкали и положили на мою кровать, на его любимое одеяльце. Умер он в ту же ночь в возрасте девятнадцати лет. Для меня это было большое горе. Завернув Босса во все то же одеяльце, мы похоронили его в саду под деревом, где он любил сидеть.

Удивительно, как такое крошечное животное могло разделить со мной столько бед и радостей. Не знаю, будет ли у меня когда-нибудь новый питомец, с которым мы были бы так же близки. Я по-прежнему не могу привыкнуть к тому, что Босса со мной нет, и мне странно ложиться спать одной.

Один из моих котов, Фаундер, мне как ангел-хранитель. Раз в несколько недель я прохожу в больнице курс лечения, и каждый раз, когда я возвращаюсь после процедур домой, Фаундер считает своим долгом проконтролировать, чтобы я как можно быстрее легла в постель. Да и в обычные дни, если я засиживаюсь допоздна, он выгибает спину, топчется рядом со мной и трется о мои ноги, пока я не лягу. Иногда из-за побочных эффектов мне приходится проводить в кровати большую часть выходных. Тогда Фаундер обязательно ложится со мной, а иногда компанию нам составляют его брат Роумер и их мама Флинки.

У меня синдром Аспергера, это форма аутизма. Симптомы моей болезни выражены довольно неявно, и, как правило, окружающие не замечают, что со мной не все в порядке, хотя и считают меня суховатым, малоэмоциональным человеком. С тех пор как я живу один, обязательно держу дома кошку. Эти животные знают, когда нужно прижаться ко мне, а когда, наоборот, не стоит вторгаться в мое личное пространство. С людьми мне трудно достигать взаимопонимания – особенно в тяжелые, драматические моменты. Я не принимаю эмоционального участия в событиях чужой жизни: с какой стати я должен реагировать на них так, как будто дело касается меня? С кошками мне гораздо проще, с ними мы чаще бываем на одной волне.

Я страдаю эпилепсией, и, если скоро может случиться очередной припадок, моя кошка Полли всегда это чувствует. Ее никто специально не обучал, но еще котенком она в таких случаях подходила ко мне, мяукала и иной раз по полчаса теребила меня лапкой, пока приступ не начинался. Я не сразу научилась понимать эти ее сигналы: сначала Полли ведет себя странно, а потом я «отключаюсь» – только со временем я сообразила, что эти два явления взаимосвязаны.

Я рассказала о своих наблюдениях врачу, и он подтвердил: животные могут быть чуткими к подобным вещам. Когда частота моих мозговых волн меняется, кошка трогает мой лоб до тех пор, пока я не лягу. Спит она рядом со мной на подушке, возле левого виска. Видимо, так ей проще контролировать ситуацию. Ну а днем Полли повсюду за мной ходит. Сейчас я на пенсии, но раньше работала с детьми, у которых синдром дефицита внимания, и не понаслышке знаю, что в последнее время ведется напряженная борьба за включение кошек в число животных, привлекаемых к лечению больных. Я уверена: моя Полли и ее собратья могут очень чутко реагировать на состояние здоровья человека.

Однажды вечером я услышал звонок в дверь, а когда открыл, увидел подругу моей мамы с коробкой в руках. В ней сидели два крошечных полосатых котенка, найденных на обочине. Взять их себе мамина приятельница не могла, потому что у нее большой лабрадор, и он им вряд ли бы обрадовался. Котята были совсем маленькие: наверное, недель шесть от роду. Хотя у нас уже была кошка, мы решили их приютить. Мальчику дали имя Дигглз, а девочке – Мэнди.

Оба малыша с самого детства оказались очень резвыми. Гонялись за нами по дому, как щенки, и обожали, когда их берут на руки и тискают. Дигглз как заботливый брат всегда опекал сестренку. Было так забавно за ними наблюдать! Как-то раз котята пропали, и мы слегка испугались, но оказалось, что они нашли дыру под шкафчиком в ванной и спали там, наслаждаясь тишиной и покоем.

Мэнди набирала вес медленнее, чем ее брат, и оставалась маленькой. Хотя поиграть она любила, нам казалось, что силенок у нее немного. Я подозревал, что она больна и ее надо показать ветеринару. Мои опасения подтвердились, когда кошечка перестала есть. Мама завернула ее в желтое полотенце и попыталась накормить и напоить через силу, но это не помогло. В тот вечер я очень долго не ложился спать, лаская Мэнди и разговаривая с ней, но вид у нее был по-прежнему несчастный. В конце концов я уложил их с братом на одеяльце в кухне и закрыл дверь.

Утром мы собрались везти больную к врачу, но, взяв ее на руки, чтобы переложить в корзинку, поняли, что бедняжка уже умерла. Дигглз облизывал ее мордочку, как будто все понимал. Ветеринар сказал, что причиной смерти могло быть обезвоживание, вызванное внутренними причинами. Мы похоронили Мэнди в саду за домом. Дигглз молча за нами наблюдал. Нам всем было очень грустно: хотя кошечка прожила у нас недолго, мы успели ее полюбить.

А ее брат по-прежнему с нами. Слава богу, это здоровый, веселый, очаровательный кот. Он никогда не забудет свою сестру. Надеюсь, она сейчас на небесах: смотрит на Дигглза сверху и заботится о нем так же, как он заботился о ней при жизни.