В присутствии врагов не плачут. Но вот над мертвыми друзьями...

2

Факелы, факелы, факелы... Казнят всегда при свете. Тогда за окнами Ауэнта был весенний - такой солнечный!
– день. Теперь - зимняя ночь.

Багровые отблески - факелов, бледно-золотые - десятков свечей. В зале - толпа народу, но ярче всех высвечены двое - в центре старинного зала. Лживый герцог и его лживая племянница.

Ральфу Тенмару кровавый отсвет на лице врать не мешает. А ей?

– Родители не научили моего внука не брать чужого. Он собирался украсть лучшего коня своего деда. Но не учел, что Вихрь не любит чужих! И что я плохо сплю по ночам.

Это объяснение проглотили все. Пришлось. Люсьен Гамэль пытался выкрасть Вихря. Очевидно, чтобы продать и рассчитаться с карточными долгами. Преданный хозяину конь взбесился и едва не убил незадачливого похитителя. Люсьен, защищаясь, выстрелил в Вихря. А при виде деда, заставшего злодея-внука на месте преступления, - застрелился сам. Чтобы не идти под суд.

– Почему вы не остановили его?!
– Некрасивое лицо крысы-мамаши залито слезами. И сейчас ее действительно жаль.
– Неужели вы и в самом деле сдали бы его властям? Неужели вам не жаль родного внука?!
– она уже кричит диким зверем.

Как на ее месте любая мать. Кроме Карлотты.

Ирия застыла рядом со старым герцогом - в центре еще более старого зала. И больше нет лошадиной гривы - спрятать лицо.

Значит, придется держаться так. Представить, что на лице - маска. И как она стягивает черты. Не позволяет выдать ужас и вину...

– Жаль? Мне жаль, что я взял на прогулку племянницу!
– холодно отчеканил герцог, сейчас до безумия похожий на собственный портрет. Тот самый.
– Подобное зрелище - не для женских глаз и ушей.

На этом всем пришлось разойтись. Кому спать, кому - до полудня взахлеб обсуждать свежую сплетню. А кому и рыдать. Как когда-то сама Ирия - в Ауэнте. Вспоминая Анри. Или в монастыре - раз за разом видя в кошмарах залитый кровью ковер и нож в груди отца. И потом - просыпаясь и вспоминая: всё это - не сон.

Старый герцог пожелал уйти сразу после своей вдохновенной речи. Вдвоем с "единственной, кто согревает его старость" - с племянницей. Которой, как подозревала Ирия, он сейчас закатит редкостную трепку. Вполне заслуженную.

– Он всё знал, - быстро проговорила девушка, едва старик закрыл за ними дверь в свои покои.
– Про меня.

– Значит - хорошо, что не успел ни с кем поделиться.

– Не успел?

– Если б успел - его родители сейчас не смолчали бы. Любому притворству есть предел... Садись. И рассказывай. Про Люсьена Гамэля. Куда ездила - узнаю сам, так что это можешь пропустить.

Выслушал Ральф Тенмар молча. На чеканном лице не дрогнул ни единый мускул.

– Как вы думаете, кто ему...

– "Кто ему"?
– передразнил герцог.
– Твоя Мари - любовница юного Гамэля.

– Но я ей... Не убивайте Мари!
– Ирию затрясло так, что зубы застучали.

Возвращается лихорадка?

– Пей!
– В руке девушки оказался бокал вина. А сам герцог и не думает садиться. Меряет комнату широкими размашистыми шагами.
– У дураков тоже бывают озарения. Если подсчитать, Ирэн Вегрэ выехала из монастыря примерно тогда же, когда утонула Ирия Таррент. А уж когда именно вернулась моя племянница, глупышка Мари могла разболтать Люсьену подробно...

Да, наверное. Затуманенный пережитым шоком рассудок соображает плохо... Но что-то не так! Опять.

Что и с кем?

"Выпьешь, может выйдет толк... Ветер, кровь и серебро... "

Кровь. Карлотта... При чём здесь она?

Джек... А он - при чём?

Неразбавленное вино шумит в голове, будоражит непонятную тревогу... и мешает думать.

– Вы оставите мне Мари?!

– Конечно - если она тебе еще нужна. Сама по себе глупышка-служанка - не опасна. Ты неплохо стреляешь. Но дала захватить себя врасплох. Подобное - недопустимо. Сегодня - отдыхай. С завтрашнего утра я сам начну тебя учить.

– Стрелять?

– Стрелять. Драться. Фехтовать.

– Благодарю вас.

Уже в дверях Ирия решилась:

– Почему вы сегодня спасли меня?

– Я - старик!
– как на портрете вскинул гордую голову Ральф Тенмар.
– Но даже я еще могу защитить женщину моего сына.

3

Что-то не так!

Бьет дрожь в жарко протопленной комнате. Под тремя меховыми одеялами.

В висках шумит Альварен. И тупо ноет шрам на плече. Как у дряхлого ветерана - в сырую погоду.