— Разв ужъ станція? — удивленно спросилъ я.

— Нтъ! но увидите, что такъ будетъ, это старинная привычка лошадей.

Я не усплъ попросить у нея объясненія этихъ странныхъ словъ, какъ лошади, дйствительно, остановились.

— Видите! вотъ оно! — сказала монахиня.

— Что оно?

— Памятникъ!

И она указала рукой въ правую сторону. Я выглянулъ изъ окошка. Мы были на довольно высокомъ пригорк, у креста, сдланнаго изъ благо камня. Мсяцъ освщалъ теперь этотъ блый крестъ и придавалъ всей картин что-то таинственное и страшное.

Помщикъ также выглянулъ изъ окошка и потомъ обратился къ монахин: „я впервые здсь прозжаю, скажите, что все это значитъ?“ Въ эту минуту лошади снова потянули.

— Ну вотъ… это он сами! — сказала спокойно монашенка — почтальонъ не трогалъ кнута? Такъ всегда здсь бываетъ… Видите, какая тутъ есть исторія… Около двадцати лтъ тому назадъ, разбойники напали на этомъ самомъ мст на дилижансъ и ограбили его, при этомъ была схватка, потомъ между убитыми нашли почтальона. Въ память убитыхъ и воздвигли здсь крестъ. Съ тхъ поръ лошади ужасно боятся этого мста, подъзжая къ кресту, он мало-по-малу замедляютъ ходъ, и, наконецъ совсмъ останавливаются передъ памятникомъ. Никакіе крики почтальона не въ состояніи ихъ сдвинуть съ мста. Черезъ дв, три минуты, вотъ какъ теперь, он сами трогаются и быстро спускаются съ горы.

Дйствительно, нашъ дилижансъ катился теперь съ трескомъ и грохотомъ; деревья такъ и мелькали изъ окошекъ.

— Вы мн не врите? — упрекнула меня монахиня, такъ какъ я не удержался отъ смха.

— Нтъ, я врю, что все это было, но думаю, что вы ошиблись, видя какую-то сверхъестественную силу тамъ, гд только я вижу самыя естественныя вещи: бдныя лошади съ трудомъ втаскиваютъ тяжелую карету на гору и тмъ замедляютъ свой ходъ; потомъ на вершин горы, утомленныя, он совсмъ останавливаются, а отдохнувши, продолжаютъ путь съ новыми силами. Эта естественная потребность отдохнуть не иметъ никакого отношенія къ памятнику.

Старый помщикъ покачалъ головою.

— Какъ бы тамъ ни было, — сказалъ онъ, — а исторія непріятная, и это мсто, во всякомъ случа, точно нарочно создано для убійства! Монашенка перекрестилась. Въ дилижанс воцарилось молчаніе. У сосда моего пропала всякая охота болтать. Мы прислонились къ подушкамъ и старались заснуть, что мн впрочемъ не удавалось, и я былъ очень радъ, когда мы наконецъ пріхали на станцію, гд меня дожидались высланныя за мной лошади.

Было уже за полночь, когда я добрался до дома, или врне до замка моего дяди, такъ какъ это былъ настоящій старинный замокъ, построенный чуть ли еще не въ XV вк. Утомленный дорогой и продрогшій, я съ наслажденіемъ послдовалъ за вышедшимъ меня встртить дядей въ теплую комнату. Посл ужина мой старикъ не сталъ меня удерживать и, вмст съ старымъ своимъ камердинеромъ Казимиромъ, проводилъ въ отведенное мн помщеніе.

— Ты долженъ радоваться, милый мой, что не пріхалъ днемъ раньше, — сказалъ онъ, — когда мы проходили длинными корридорами. Вчера въ комнат, которую я назначилъ для тебя, неожиданно провалилась печь, это бы не совсмъ пріятно потревожило твой сонъ. Поэтому мы теперь приготовили теб ночлегъ въ старой башн, тамъ ты будешь въ безопасности.

— Какъ въ лон Авраама, — докончилъ я, думая только о томъ, какъ бы скоре улечься.

Пройдя еще длинный корридоръ и взобравшись по старой трещавшей лстниц на башню, мы наконецъ очутились въ просторной круглой зал. Черезъ нсколько минутъ я былъ одинъ и осмотрлся. Я замтилъ старинный, весело горящій каминъ, нсколько массивныхъ кожаныхъ креселъ изъ рзного чернаго дуба и свжую, только что приготовленную постель. Я поспшно раздлся, улегся и нсколько минутъ лежалъ съ открытыми глазами. Вдругъ я замтилъ, что моя кровать не была плотно придвинута къ стн. Я поднялъ голову и увидлъ надъ собою большую картину въ тяжелой черной рам. Сначала, при мерцающемъ свт камина, я не могъ ничего хорошенько разглядть, но наконецъ увидлъ, что это старый портретъ и, судя по одежд и четкамъ въ желтыхъ рукахъ, что это портретъ католической монахини или даже игуменіи. Вроятно, игуменіи, такъ какъ изъ благо сборчатаго воротника выглядывалъ большой крестъ. Черные блестящіе глаза смотрли на меня съ благо мертвеннаго лица и казалось все боле оживлялись.

Воображеніе мое мало-по-малу уносило меня въ то далекое прошлое, когда эта блдная женщина жила между живыми. Я начиналъ дремать подъ эти грезы. Вдругъ я встрепенулся — отчего — не знаю. Въ испуг я невольно взглянулъ на портретъ и — что же? Монахиня мн кивнула головою!..

— Обманъ воображенія! — крикнулъ докторъ.

— Выслушайте до конца, — сказалъ полковникъ серьезно. — Монахиня мн кивнула! Ледяная дрожь пробжала по моему тлу; я хотлъ вскочить и выбжать, но члены мои были неподвижны и какая-то невидимая сила пригвоздила меня къ кровати, а глаза мои къ портрету. Все было тихо въ замк, даже втеръ пересталъ шумть, только я не спалъ и не спала эта ужасная женщина… Она боле не кивала, но злобно улыбалась. Не спрашивайте меня, какъ это было возможно! Довольно того, что видлъ, какъ блдныя руки разжались, тонкія губы открылись и я услышалъ тихій, но внятный голосъ.

Полковникъ замолчалъ и провелъ рукою но лбу. Потомъ продолжалъ: „я услышалъ цлую грустную исторію разбитаго сердца. Ужасная женщина разсказывала мн изъ своей черной рамы о томъ, какъ отняли у нея любимаго жениха, чтобы женить его на младшей, боле красивой, сестр, а ее самое заперли въ монастырь, гд только смерть избавила ее отъ горя“.

Я лежалъ съ открытыми глазами, не въ силахъ пошевелить пальцемъ.

„Я умерла, пронзительно шептала монахиня, но моя душа не можетъ успокоиться, пока я не найду и не обниму своего жениха“.

Дрожь меня схватила. Я слышалъ шелестъ чернаго платья, стукъ пятокъ, я чувствовалъ холодную струю воздуха на моей щек. Я видлъ какъ вся фигура высвободилась изъ рамы — крикъ замеръ на моихъ губахъ.

Да, у меня не оставалось сомннія! дйствительно монахиня приближалась ко мн,- она хотла тащить меня въ свою могилу. Она уже стояла около моей кровати съ протянутой ко мн рукою, губы ея были раскрыты. Вдругъ огонь въ камин погасъ, полная темнота окружила меня. Я собралъ вс силы, чтобы подняться, но что-то тяжелое лежало на мн и душило меня. Я страшно боролся съ этой женщиной; холодный потъ выступилъ на моемъ лбу… Но все напрасно, — въ страстной злоб охватила, она мою шею, мое тло… Еще разъ я приподнялся и старался отбросить ужасное привидніе, но вдругъ почувствовалъ ея дыханіе, поцлуй ея холодныхъ губъ на моемъ лбу.