Нильский Александр Александрович
Шрифт:
— Вы кто? — вдруг, резки изменив тон, спросил Александр Михайлович.
— Такой-то… Желая абонироваться на представления итальянской оперы и не зная, как это сделать, я зашел сюда, в квартиру директора, попросить его об этом, но…
— Извините меня… ради Бога… я вас точно… принял за другого, сконфуженно перебил его Гедеонов, — я вам сейчас же все устрою.
И, конечно, моментально исполнил просьбу незнакомца.
Подобный же случай был с ним и в Москве, куда он часто наезжал по делам службы. В московских театрах он слыл за грозу: все перед ним там трепетали более, нежели перед тогдашним управляющим московскими театрами А. Н. Верстовским, очень строгим и взыскательным начальником.
Перед самым отъездом Александва Михайловича из Москвы в Петербург, какой-то хорист тяжко провинился. Рапортом доложили об этом директору, сделавшему тотчас распоряжение о вызове этого хориста к нему на следующее утро. В назначенный час тот является в приемную Гедеонова и застает там своего сослуживца, тоже хориста, пришедшего просить о прибавке жалования.
Выходит из кабинета директор, осматривает посетителей и раздраженно спрашивает:
— Кто вы? что нужно?
Александр Михайлович в то утро был особенно не в духе, и потому нельзя было ожидать от него благоприятного приема.
Ближе к нему стоявший проситель, явившийся ходатайствовать о прибавке, ответил:
— Хорист Петров.
— А, это ты?! — набросился на него директор, за вызванного по рапорту конторы. — Молодец! Ловко отличаешься! Да знаешь ли ты, негодяй, что я тебя в мелкий порошок могу истолочь? В солдаты сдать? Выгнать вон со службы? Распустились вы тут все без строгого надзора. Пьяницами стали, забулдыгами…
— Извините, ваше превосходительство, заметил Петров, дрожа всем телом: — я ни в чем не виноват.
— Знаю я, как ты не виноват. Все, негодяи, правы…
— Это, вероятно, вот он провинился, — указал хорист на товарища.
Гедеонов немного смутился и после небольшой паузы, показывая на напрасно обиженного, обратился к виновному и тем же строгим тоном сказал:
— Все то, что я наговорил ему, возьми себе… Слышишь?!
— Слушаю, ваше превосходительство.
— То-то! А тебе что же нужно? — уже совсем спокойно спросил он Петрова, который не мог прийти в себя от неожиданного распекания. Он побоялся изложить свою просьбу и только ответил:
— Я пришел пожелать счастливого пути вашему превосходительству…
— Спасибо, мой друг, спасибо! — ласково потрепав его по плечу, произнес директор и удалился из приемной.
Этим и окончился весь инцидент. Против чаяния, виновный хорист не был подвергнут никакому наказанию.
Хотя Гедеонов на первый взгляд и казался суровым человеком, однако он был весьма чувствителен и не переносил ничьих слез. как бы он, бывало, ни сердился и ни кричал, но стоило ему увидеть у провинившегося хоть одну слезу, гнев его моментально исчезал. Хотя он, выдерживая начальническую роль до конца, и продолжал притворяться строгим, но был готов поступиться чем угодно, чтобы утешить огорченного.
У него были две страсти: карты и женщины. Его фаворитками, имевшими большое значение в свое время при театре, были: танцовщица Андреянова и впоследствии французская актриса Миля, близ которой он и умер в Париже. По части его любовных похождений существовало во время оно много любопытных анекдотов, в большинстве весьма пикантного свойства. Вот один из них.
В первые годы его директорства является к нему очень интересная особа с какой-то просьбой. Очевидно, она чрезвычайно понравилась Гедеонову, потому что ее визит был слишком продолжителен. Затем, добившись исполнения своей просьбы, она уже более в дирекции не показывалась, и, конечно, Александр Михайлович вскоре о ней совершенно забыл. Но каково было его удивление, когда много лет спустя она вновь появляется в его кабинет, но уже в сопровождении восьмилетнего мальчика.
— Чем могу служить? — обратился к ней с вопросом директор.
— Я прошла просить вас об определении мальчика в театральное училище на казенный счет.
— Не могу… в настоящее время у нас нет ни одной вакансии… Я бы с большою готовностью был рад услужить, но никак не могу.
— Как? — с удивлением восклицает посетительница и не без укора прибавляет: — неужели же вы не найдете места для вашего сына?
— Как сына? Что вы говорите! — Изумился Гедеонов.
— Да-с, вашего сына, — повторила она и напомнила о своем первом визите, когда Александр Михайлович был с ней не в меру любезен, результатом чего было, будто бы, появление на свет этого мальчика.
Гедеонов смутился и приказал принять своего мнимого сына сверхкомплектным. Припомнив все прошедшее, Александр Михайлович смело утверждал, что его внимание к этой особе ограничилось тогда только двумя или тремя совершенно невинными поцелуями.
Гедеонов был очень решителен в своих распоряжениях. Однажды он разрешил дебют в одноактной пьесе какой-то никому неведомой госпоже и вскоре, по своему обыкновению, совершенно об этом забыл, но, случайно зайдя в Александинский театр, он как раз попал на ее позорный выход. Дебютантка ему до того не понравилась, что он после первого же ее явления рассерженный прибегает за кулисы и набрасывается на режиссера.