Нильский Александр Александрович
Шрифт:
— Нас? иронически переспросил Самойлов. — Коли «нас», так идите и откланивайтесь.
— Нет, без вас я не выйду!
— А я так без вас выйду, — спокойно сказал артист и действительно не прихватил с собой любительницы.
В другой раз подходит к Самойлову на репетиции посредственный, но самомнящий актер Z и говорит:
— Василий Васильевич, вы следите за репетицией?
— Да, слежу.
— Не сделаете ли мне замечания?
— Какое замечание?
— У меня как будто чего-то не хватает?
— Конечно, не хватает… таланта.
С авторами, которые в большинстве случаев заискивали у Самойлова, как у лучшего исполнителя, обеспечивавшего успех пьес, Василий Васильевич был строг и взыскателен. Он нередко заставлял их менять сцены и даже акты для большого эффекта своей роли. И как иной ни противился и ни протестовал, в конце-концов покорялся и делал все угодное премьеру. Драматург В. А. Дьяченко немало выносил различных неприятностей от Самойлова, перед которым, однако, благоговел, потому что главная роль в каждой его пьесе всегда исполнялась им.
Как-то раз, при репетировании какой-то пьесы Дьяченко, Самойлов, по обыкновению путая и перевирая роль, вдруг начал говорить то, что было им исключено. Суфлер остановил его замечанием:
— Василий Васильевич, эти слова зачеркнуты… вы выбросили их еще па первой репетиции…
— Да, да… я и забыл… Удивительная у меня странность?! Постоянно помню лучше всего из роли то, что именно вычеркнуто…
Дьяченко подходить к нему, берет его за талию и полушутливым тоном говорит:
— Вы бы, Василий Васильевич, по этой причине взяли бы да перечеркнули всю роль сплошь… Дело-то, значит, пошло бы лучше…
— Ну, сударь мой, в вашей комедии хоть все повычеркни, а несообразностей и глупостей, все-таки, останется пропасть…
Этот же драматург, при репетировании другой своей пьесы, зашел в антракте в уборную Самойлова в то время, когда тот пил чай со сливками.
— Василий Васильевич, — сказал он, — вы не обидитесь, если я позволю сделать вам маленькое замечание?
— Ну-с?
— Я, разумеется, не хочу вас учить, но…
Артист отхлебнул из стакана и сострил:
— Нет, отчего ж меня не поучить? У меня еще молоко на губах не обсохло.
При постановке пьесы A. Н. Островского «Воевода» («Сон на Волге»), Самойлов решительно отказался играть главную роль, находя ее безобразно длинной и растянутой. Впрочем, впоследствии он шел на компромисс, если автор согласится сделать крупные, по его указанию, купюры.
Самойлов должен был присутствовать на первой репетиции пьесы Островского «Воевода», но не приехал в театр. Автор и режиссер послали к нему нарочного с приглашением пожаловать для личных переговоров. Василий Васильевич соблаговолил приехать. Начались долгие споры и разъяснения. Островскому было желательно участие Самойлова и потому, поборов в себе самолюбие, он пошел на уступки. По поводу одного монолога, Александр Николаевич мягко заметил артисту:
— Не понимаю… почему вы, Василий Васильевич, требуете непременно уничтожить этот монолог?.. Что вас затрудняет?..
— Меня затрудняет то, что спящий человек не может читать такие длинные монологи, да еще в стихах… Я никогда не слыхивал, чтобы бредили стихами.
— Почему же не может?! Простите я этого не понимаю, — возразил автор. — По моему это так естественно. Будь я актером, это меня нисколько бы не стеснило!..
— Так, пожалуйста, сыграйте сами, а я посмотрю, — ответил Самойлов, вручая Островскому свою объемистую роль.
Делать было нечего, Островский согласился на уничтожение и этого монолога, но пьеса, все-таки, не имела успеха и не делала сборов.
П. А. Каратыгин по этому поводу написал тогда эпиграмму, из которой я помню только некоторые строчки:
«Как пойдет ваш „Воевода“, Все твердили наперед, То-то, то-то он дохода Нам в театре принесет. …………………. …………………. Появился „Сон на Волге“, Да чуть всех не усыпил. …………………. …………………. Часто сон бывает в руку, А уж этот — вон из рук».Здесь кстати можно привести и другие две эпиграммы Каратыгина на Самойлова, по случаю исполнения им «Короля Лира» и «Гамлета». Роль Лира Василий Васильевич играл с большим успехом и очень нравился публике, но это не помешало Петру Андреевичу, признававшему в этих ролях только своего знаменитого брата, В. А. Каратыгина, написать:
Зачем Шекспира прах ты хочешь возмущать? — Сказал бы я тебе, Самойлов, без утайки: На лире мудрено искусство показать Тому, кто целый век играл на балалайке. Когда-то дурака играл Самойлов в «Лире», Теперь он взял другую роль, И из шута вдруг сделался король!.. Вот так-то все превратно в мире. Как рассудить, уверишься в одном, Но только это все, прошу вас — между нами: Что как дурак быть может королем, Так точно короли быть могут дураками.