– Как хочешь! Сумела сотворить, сумей исправить!

– А если не сумею, то что? – Настя тоже начала сердиться.

– Сумеешь, сумеешь!

– А если нет? Что тогда?

– Тогда… тогда… Тогда вот что!

Никита схватил ее за плечи, притянул к себе и крепко поцеловал. «Напор и натиск! – вспомнил он совет Михи. – Интересно, видит ли его сейчас друг?»

Шум в рекреации стих.

– Ой, мамочки! – донеслось из противоположного угла.

– Если она скажет это еще раз, я ее придушу, – пообещал Никита, снова потянувшись к Насте.

Звук пощечины нарушил тишину.

– Скажешь, я тебя опять заставляла? – процедила Настя, гневно сверкая глазами. – И не смей больше приближаться ко мне, понял?

Краем глаза она заметила во взгляде Вики одобрение.

А потом раздался голос дежурного учителя:

– Коваленко, Абашина, к завучу с дневниками! Немедленно!

– Никита, сними шапку, – начала разнос завуч Евгения Федоровна.

– Не хочу, – угрюмо буркнул нарушитель дисциплины.

– Сними, говорят тебе! В школе надо находиться без головного убора! Вот так-то лучше, – удовлетворенно кивнула она, когда приказ был выполнен. А потом продолжила: – Дорогие мои! Вы что же это устраиваете, а? От вас уже вся школа дрожит!

Никита и Настя молчали, глядя в разные стороны.

– И кто бы хулиганил, а? Ладно, Цыганков и Романов. Ну, в крайнем случае, Веревкин. Но вы! Гордость школы Никита Коваленко. Разумная, спокойная девочка Абашина Анастасия. От вас я такого никак не ожидала!

Нарушители дисциплины продолжали угрюмо молчать.

– И ведь что вытворяете, а? Страшно сказать! Я понимаю, Цыганков доску на колесиках в школу принес, устроил массовые катания – тут все ясно, на то он и хулиган, чтобы безобразничать. А вы? Эти вызывающие прически, макияж. И совершенно недопустимое поведение! Я, конечно, не ханжа, сама понимаю, любовь и все такое…

– Нет никакой любви! – одновременно воскликнули Никита и Настя, в первый раз нарушив тишину.

– Ну, вот я о том и говорю… Я прекрасно знаю, как это бывает в вашем возрасте. Не вы первые, не вы последние! Но зачем же целоваться на перемене? На глазах у остальных? Там же, между прочим, начальная школа была! Хоть бы малышей постеснялись!

Несмотря на злость, Никиту начал разбирать смех.

– И твоя прическа, Коваленко. Разве можно мальчику носить так волосы? В уставе школы записано: «Учащимся предписывается аккуратная стрижка с естественным цветом волос». А ты чего удумал? Завивку сделал, покрасился!

– Я не красился! – возмутился Никита. – И не завивался!

– Ну, так, значит, парик надел? – завуч наклонилась и так сильно дернула Никиту за волосы, что парень скривился от боли. – Приклеил, что ли? Тем хуже! Это просто вопиющее издевательство!

Настя вдруг как-то странно булькнула, не то чихнула, не то хрюкнула и, пробормотав «извините», быстро выбежала из кабинета. Из коридора донеслись взрывы хохота.

– Так, ладно, все. Иди посмотри, что там с Абашиной? По-моему, у нее истерика. А дневничок-то оставь! Зайдешь после уроков. И подруга твоя пусть зайдет.

– Она не моя! – снова обиженно вскинулся Никита.

– Конечно, конечно, – усмехнувшись, закивала завуч. – Ну так я и говорю – пусть зайдет!

Никита с облегчением выскользнул в коридор, догнал Настю. Она взглянула на него и снова захохотала – да так заразительно, что Никита тоже не смог удержаться от смеха.

– Как… она… тебя… за волосы оттаскала! – заливалась Настя. Схватив Никиту за волосы, она тоже несколько раз дернула. – Да, здорово ты парик приклеил!

– Разве можно мальчику носить так волосы? – передразнил Никита. – Слушай, ты извини меня… за поцелуй на перемене, – он и сам удивился, как легко у него вышло.

– Ладно, на первый раз прощаю, – смилостивилась Настя. – Но если в следующий раз ты посмеешь это сделать без моего разрешения…

– Значит, с разрешением можно? – обрадовался Никита. – Ловлю на слове!

Но Настя и сама поняла свою оплошность. Покраснев, она в сердцах пробормотала:

– Знаешь, если ты мне валентинку послал, это еще ничего не значит!

– Валентинку? – растерялся парень. – Я? Тебе? Но я ничего не посылал! Ведь это же ты мне написала!

– Я?! – оторопела Настя. – Да никогда! Как ты мог такое подумать? Кто я тебе, по-твоему?

– Ты? Фея, – вырвалось у Никиты, о чем он тут же пожалел – черные брови Насти грозно сошлись над переносицей.

– А говоришь – не писал! Эх, ты, супермен! Оказывается, ты еще и трус к тому же!

– Ну, знаешь! Ты сама врешь, что не писала! Откуда ты знаешь, что там было?

– Ничего я не знаю и знать не хочу! И вообще, что ты привязался ко мне? Три дня проходу не даешь!