– Ну да, - сказал Сэдрик почти весело.
– Всё работает, благой государь. Нечистая тварь тебя боится. По крайней мере, мелкая. Пойдём к дороге, ты же не хочешь в лесу жить остаться?
– и направился навстречу луне.

– Почему - мелкая?
– удивился Кирилл.
– По-моему, с хорошего медведя.

– Я не про размер, который видно глазами, - не меньше удивился Сэдрик.
– Это же просто видимость, чара, наваждение. Темнота, ветки, снег... Нет, ну, простеца, конечно, сожрёт, особенно, если - сворой...

– Гектор был простец?

– Ага. Солдат. Верил в то, что видел. Ты не верь. Тут много просто видимости. Ад, он, знаешь, любит врать. Собственно, он почти целиком из вранья. Поэтому слушай Дар, белый Дар плохого не посоветует. Пойдём к дороге.

Кирилл пошёл за Сэдриком, удивляясь новой остроте восприятия. Темнота уже не казалась такой непроницаемой, и в ней ощущались невидимые твари - боялись подойти близко, но шли следом шакальей стаей, голодная нежить. Глубокую тишину ночи хотелось назвать мёртвой; Кирилл вслушивался в неё и постепенно осознавал: ни звенящего стона далёкой электрички, ни шума автомобильного мотора, ни гула пролетающего самолёта он больше не услышит никогда.

Ночь этого мира - стылая тишь девственного леса... Хотя какой же он девственный, проклятое место! Над душой этого леса в день рождения Кирилла-Эральда совершили слишком серьёзное насилие, чтобы слово "девственный" подходило к нему хоть как-то.

И дымный терпкий запах, такой восхитительный и свежий, уже не превращал этот путь в ночном лесу в прогулку где-то рядом с дачей на Карельском перешейке.

– А идти далеко?
– спросил Кирилл.

– Не... очень...
– сказал Сэдрик так, будто прислушивался или принюхивался к чему-то важнее слов - рассеянно.
– Час, быть может. И переночуем в часовне. Рядом с Гектором - там неплохо, как ты понимаешь.

Кирилл кивнул, сосредоточился на дороге. Идти по сосновому бору было неожиданно легко: сухой мороз после оттепели прихватил грязь и превратил в твёрдую поверхность, а остатки снега покрыла корка наста. Мешала только темнота - но луна выскользнула из-за туч, её тусклый свет отражался от наста; стало светлее, да и глаза постепенно привыкли к мраку.

Сэдрик искал путь, как ищейка - казалось, больше по запаху или другому чутью, чем по зримым ориентирам. Кирилл положился на чутьё Сэдрика и наблюдал, скорее, не за лесом, а за собой. И поражался упрямому нежеланию чего-то внутри души признать пребывание в другом мире: даже ощущение крадущихся в темноте адских гончих уже не убеждало. Тоненький голосок фальшивого здравого смысла теперь пытался убедить бодрствующий разум Кирилла, что хрюкающая желтоглазая тварь в кустах и волны немотивированного отвращения, то и дело окатывающие его с головы до ног - всего-навсего плод его воображения.

И Кирилл тратил неоправданно много усилий, чтобы убедить себя: началась игра на другом поле. Старые убеждения и старый опыт тут не работают. Всё - настоящее.

Они прошли в сосредоточенном молчании довольно долго. Кирилл не мог бы сосчитать минуты или километры - вокруг был однообразный лес, то ярче, то тусклее освещённый луной, и к бесплотному копошению тварей в темноте Кирилл стал нерационально привыкать. Они не делали ничего плохого, даже не пытались напасть, не издавали никаких запахов и звуков, только буравили спину невидимыми глазами. Всё это делало адских гончих очень похожими на галлюцинации, а бурно реагировать на видения было бы нелепо.

Дорога в лесу сама по себе начала напоминать сон. Кирилл автоматически переставлял ноги и бессознательно ожидал, что сейчас проснётся - и вдруг налетел на Сэдрика, который неожиданно и резко остановился.

– Ой! Ты чего?
– вырвалось у Кирилла, как у внезапно разбуженного.

Сэдрик посмотрел на него. Кирилл увидел отчётливое багровое свечение в глубине его глаз - как светились в сумраке глаза кошки Клёпы. Кошачий отсвет в глазах человека выглядел жутковато.

– Ты спишь на ходу?
– спросил Сэдрик с еле заметной укоризной.
– Нельзя так, разве это надо объяснять?

– А что случилось?

Сэдрик издал странный звук, то ли кашлянул, то ли всхлипнул.

– Мы уже почти пришли. Дорога - вот она, - и протянул здоровую руку вперёд. Кирилл, впрочем, ничего не разглядел в сумеречной мути между древесных стволов.
– Но мне надо тут... свернуть. Случилось... кое-что. И... ну... в общем, надо мне.

– Надо так надо, - удивился Кирилл.
– Тебе виднее. Пошли, конечно.

Сэдрик свернул и пошёл, как понял Кирилл, вдоль дороги, на некотором расстоянии от неё. Кирилл шёл за ним следом. Парковая чистота соснового бора сменилась валежником и разросшимися кустами, пробираться слало тяжелее, но в какой-то момент стволы сосен и заросли кустарника, похожего на вербу, расступились, и Кирилл увидел освещённую луной поляну и дорогу.

Сельская грунтовка, подсказал старый опыт. Далеко не шоссе. На такой, с позволения сказать, дороге и пара легковых автомобилей разминулась бы с немалым трудом.

Сэдрик пересёк поляну и снова углубился в лес. Заросли вербы стали гуще, через них пришлось проламываться - Сэдрик шёл напролом, ведомый своим странным чутьём - и кроме того, тут, у дороги, росли молодые сосны и ели, от крохотных, по пояс, до чуть больших, в человеческий рост. Кирилл раздвигал и раздвигал ветки, то упругие, то ломкие от мороза, то колючие - и вдруг вывалился из кустарника на открытое пространство.