Иечка слышала все эти годы страшенные истории про папу и его бедных пациентов, лишившихся денег, сна, здоровья и нормального, пусть и слишком большого носа. У некоторых несчастных после операции нос начинал вдруг расти в сторону или пухнуть, у других на коже после подтяжек выступали странные, похожие на трупные, темные пятна, и никакими силами нельзя было их вывести. Только замазывать, замазывать тональным кремом, по нескольку раз в день. Третьим просто попадала инфекция и им долго, очень долго приходилось лечиться, жить на антибиотиках, потом лечиться от антибиотиков, в результате чего организм за год мук так старел, что непонятно становилось – зачем же надо было делать операцию или «инъекции молодости», чтобы выглядеть гораздо хуже, чем до них.

Иечка росла во всем этом ужасе. Хисейкин часто был откровенен со мной и о своих неприятностях говорил на родительских встречах. Все боялся, что кто-нибудь из пациентов умрет, несколько раз чудом избежал суда… Но девочка моя никак не связывает папино богатство со всеми его недобросовестными экспериментами. Может, если бы у него была дорогая хорошая аппаратура, положенный штат сотрудников, если бы он тратил деньги на лучшие препараты, а не на взятки проверяющим из Министерства здравоохранения, то и дела бы у него шли лучше.

– Туда к папе приехал один артист, Славик, – продолжала Ийка. – Я забыла фамилию, он в сериале играл… И еще один, из реалити-шоу, ведущий. Такие люди, мам!.. – Ийка покрутила головой.

– Ты с ними разговаривала?

– Нет, только смотрела… У Славика были темные очки с встроенной фотокамерой, представляешь? Он может любого человека, который на него смотрит, сфотографировать и потом показать ему, чтобы тот увидел, как он завистливо смотрел на Славика…

Я с трудом удержала вздох. Да, даже и предположить не могу, откуда в ней это. Возможно, она просто молода и глупа непроходимой глупостью юности, когда все силы организма уходят на правильную выработку новых для него гормонов и резко замедляется умственное развитие. Так бывает, это пройдет. И Ийка сама увидит, что артист Славик интересен только в том случае, если с ним будет интересно и приятно разговаривать и во второй, и в третий раз, а не только смотреть, замерев от восторга, как он жует и пьет в своих темных очках с фотокамерой, если она, конечно, есть в тех очках. Поймет, что ведущий из реалити-шоу, скорей всего, самовлюбленный дурачок, смазливый и пустой, и не может сказать ни одного слова от себя, кроме того теле-текста, который ему все время показывают на специальном мониторе, чтобы он не завалил передачу.

Мы тепло попрощались с Ийкой. Она, кажется, поняла, что я не собираюсь силком возвращать ее домой и не буду критиковать ее «взрослые» решения.

Я проводила дочку взглядом, увидела, как она, чуть сжавшись и одновременно вскинув голову, вошла в подъезд, как в вожделенные врата нового мира. Я надеялась, что она, хотя бы для закрепления мира, обернется и помашет мне, но, наверно, Ийка была в тот момент занята другим. Она ощущала себя. Ощущала почти жительницей элитного дома. Вряд ли она что-то демонстрировала мне – Ийкины поступки так сложно не строятся. Она шла и думала – как она выглядит со стороны. Что говорят о ней другие обитатели закрытого двора. Думала – похожа ли она на них…

По дороге я разрешила себе все же поплакать – для того, чтобы спокойной и доброжелательной прийти к родителям, ни в коем случае не дать им понять, как все неважно и непонятно у меня с Ийкой. Но, поплакав, пришла вот к какой мысли. В конце концов, если она не сможет догнать школу после пропуска (а пока, как я поняла, ходить в школу она действительно не собиралась – так, вероятно, было удобнее Хисейкину), или вообще бросит учебу, то у нее, поскольку она самая младшая в классе, есть год в запасе. Значит, пойдет снова в девятый класс. В самый худший вариант – что Ийка теперь навсегда останется у Хисейкина в роли бесплатной прислуги и гувернантки для его сына – верить не хотелось. Потому что для прислуги-то и восьми классов вполне хватит.

В следующий раз я решила привезти Ийке какой-нибудь приятный подарок. Я думала-думала… И поняла, что ничего привезти ей, кроме денег, которые у меня катастрофически таяли – от зарплаты осталось чуть более тысячи рублей, – я не могу. Духи, косметику мы обычно покупали вдвоем, и ей не всегда нравилось то, что предлагала я. Что же касается одежды или даже колготок – в ее нынешнем окружении с такими подарками лучше не затеваться. Книжки… Лучше не расстраиваться, книжки явно сейчас интересуют Ийку меньше всего. Может, я слишком много читала ей в детстве? Или она не очень внимательно меня слушала… Подарю ей карточку в магазин косметики и всяких женских глупостей, это будет самое разумное.

К четвергу я поняла, что всеми силами стараюсь не ждать субботы, когда увижу Ийку. Я решила, что это самый лучший день для встреч. Раньше у нас и была «родительская суббота» у Хисейкина. Не будь ее… Я остановила саму себя. Возможно, было бы еще хуже. И вместо того, чтобы переживать снова и снова ошибки прошлого, лучше пытаться как-то исправлять ошибки настоящего.

Рискованно было оставлять мальчиков одних – они все ссорились и ссорились, выясняя, кто главный, кто лучший, кто первый. Понятно, что по возрасту главным должен бы быть Гриша, но по характеру и природе на роль главного явно претендовал и Владик, несмотря на огромную разницу в возрасте – почти четыре года. Для малышей это примерно то же, что для нас, взрослых, два разных поколения. Играть вместе можно, но игры разные. Даже в одну и ту же игру по-разному будут играть сорокалетние и шестидесятилетние, первоклассник Гриша и малыш Владик трех с половиной лет.

Но Владик, невероятным детским чутьем быстро поняв Гришину покорность и забитость обстоятельствами его жизни, то и дело пытался им командовать, заставляя делать все по-своему. Начинать игру, прекращать игру… Гриша же, вряд ли способный дать отпор одноклассникам, малыша Владика – увы – и толкал, и даже пытался с ним драться, по крайней мере, дать сдачи. Я, как могла, мальчиков разнимала, иногда они вполне мирно проводили какое-то время, но добром все равно кончалось редко.

В пятницу вечером я позвонила родителям и попросила их назавтра опять взять обоих мальчиков на пару часов. Я надеялась, как и в прошлый раз, вернуться быстро. Трудно предположить, что Ийка бы куда-то со мной пошла. Может, Хисейкин не разрешил ей никуда со мной выходить – я же не отпускала Ийку с ним до двенадцати лет… Хотя у меня сложилось такое впечатление, что она сама боялась выходить за пределы двора. Вдруг обратно ее не пустят? В прекрасную жизнь…