Ойла. Двенадцатая луна Земли

Аннотация
В середине XX века в Тихом океане выловили герметичную капсулу, в которой нашли девочку удивительной внешности и с нечеловеческими способностями. Она телепатически сообщила, что ее зовут Ойла и она прибыла с неба…

Сердечно благодарю моих друзей и помощников Любовь Хоботову и Алексея Вырского, позволивших мне создать эту повесть. Высшая цель разума — добро. Научно-фантастическая повесть Глава первая. Необыкновенное вычисление Чем удивительнее факты, тем интереснее выводы из них Фантаст решился провести это вычисление без математических формул и вычислительных устройств, сопоставив общеизвестные, достоверные факты, казалось бы, никак не связанные между собой, сделав их звеньями одной цепи. Он хотел воссоздать судьбу загадочной незнакомки, обнаруженной в Тихом океане. Факты, которыми он пользовался, были хорошо известны, но их никак нельзя было сложить воедино. К тому же, никто и не пытался это сделать. И в самом деле: 15 декабря 1955 года Чарльз Гоббс, молодой британский астроном в горах одного из тихоокеанских островов, арендованных Соединённым Королевством, не отрываясь от окуляра телескопа, вскочил так, что стул отлетел в сторону и упал. Смотря в окуляр согнувшись, он продолжал дрожащей рукой делать запись астрономических координат, открытого им явления. Сердце учащённо билось. Услышав за собой шаркающие шаги, он обернулся, увидел профессора Джеймса Уоллера, руководителя обсерватории, и воскликнул: — Профессор, это невероятно! Я только что видел взрыв сверхновой, это так необыкновенно! — Да это было бы очень важно, но каковы астрономические координаты? Молодой человек прочёл только что сделанную запись. Профессор покачал головой. — Один замечательный русский писатель написал: «Этого не может быть, потому, что не может быть никогда!», вложив слова в уста глупца. Но я должен вам сказать, что в том месте, которое вы назвали, менее всего можно было ожидать взрыв сверхновой. — Да, но я видел это! Видел! Я успел запечатлеть на плёнку. — Это хорошо. Посмотрим дальше, загорелась ли на увиденном вами месте звёздочка. Будем надеяться с вашим именем. И у неё должна образоваться своя планетная система. Не смущайтесь, молодой человек. Именно это и волновало вас. Не правда ли? — Может быть, профессор, вы и правы. И в самом деле, увидеть впервые самому… Непостижимо! — Я готов поздравить вас! И от всей души хочу пожелать, чтобы ваше явление не оказалось фикцией. — А как оно может оказаться фикцией? Ведь взрыв был и вон он на плёнке. Я сейчас её проявлю и покажу вам негатив. — Сделайте одолжение. Молодой человек убежал в лабораторию. И через некоторое время вернулся с негативом, проявленной плёнки. — Вот посмотрите, профессор, здесь даже вспышка! Это вспышка сверхновой. — Да! Звёзды рождаются и умирают. Как и всё во вселенной. Но если вы присутствовали при рождении новой звезды, то это рождение вашей собственной звезды на астрономическом небосводе. — Ну что вы, профессор, — смутился молодой человек. — Не смущайтесь, не смущайтесь! Вы будете держать голову высоко. Молодой человек снова прильнул к окуляру, и к своему изумлению обнаружил, что на месте увиденного им явления ничего не было. Никакой звёздочки не загорелось. — Да, это загадка, — сказал профессор, ознакомившись с докладом своего ученика. — Ну что ж, будем наблюдать дальше. Всё должно иметь свои последствия. — Я… я сам, я сам не отдаю себе отчёта, в том, что произошло, — признался молодой астроном. — Что же ещё могло взорваться средь звёзд, если не сверхновая! — Это ещё одна неразгаданная тайна вселенной, — заключил профессор. * * * Много лет спустя, в 1972 году, в обсерватории Скалистых гор, известный американский астроном Джон Бигбю обнаружил, что около Земли кроме американских и русских искусственных спутников, летают десять маленьких лун, которые никогда и никем не запускались. Скрупулезный учёный определил траектории этих десяти лун, названных впоследствии его именем и, проведя ретроградный анализ их перемещений, вычислил, что их траектории сходились в одной точке 15 декабря 1955 года, за два года до запуска Россией первого искусственного спутника Земли. Сам астроном не смог объяснить это явление, хотя его искусственное происхождение начисто отрицал. Так ныне эти десять маленьких лун Бигбю блуждают в околоземном пространстве среди искусственных спутников Земли. Пока никто не смог объяснить их появление. Американский планетолог Карл Саган заметил, что не понимает, почему большая наука не займётся решением подобных загадок. * * * Так, 15 декабря 1955 года стало знаменательной датой астрономии. Но, за сорок семь лет до этого, было зафиксировано гораздо более значимое для Земли явление. 30 июня 1908 года, в семь часов утра, случилась невероятная катастрофа, крупнейшая, по крайней мере, за три тысячелетия, превосходя даже извержение вулкана Каракатау, когда вся планета была несколько дней погружена в сумрак, из-за повисшего над ней слоя пепла, пока тот не осел на землю. В Тунгусской тайге произошёл ни с чем не сравнимый по силе взрыв, слышный за многие сотни километров. Машинист товарного поезда, близ города Канска, в восьмистах километрах от места взрыва, остановил паровоз, думая, что в составе взорвался вагон. Вагоны были целы. Но над горизонтом безбрежной тайги висело взошедшее там второе солнце. А в фактории Ванавара за восемьдесят километров от места катастрофы, рабочего Краснощёкого так ожгло, что он подумал, будто на нём загорелась рубашка. В небе возникли серебристые облака, и они позволили в городе Наровчате местному учителю сделать ночной фотоснимок, обошедший удивлённый мир. Таёжные охотники эвенки, тунгусы, как их прежде называли, уверяли, «что бог огня и грома Огды ходил на землю, портил зверя, оленей, людей, и кто ходил смотреть, потом помирал». Небывалый ветровал вырвал с корнем деревья, уложив их стройными рядами, вершинами от эпицентра катастрофы. Вся тайга, на территории равной малому европейскому государству, была повалена. Но, в самом центре катастрофы, как установил прибывший туда через двадцать с лишним лет секретарь комиссии по метеоритам Академии Наук СССР Леонид Алексеевич Кулик, лес остался стоять на корню, лишь потеряв сучья, напоминая собой телеграфные столбы. Предположение Кулика о том, что в тунгусскую тайгу упал ворвавшийся в земную атмосферу с космической скоростью самый большой в истории науки метеорит, не подтвердилось. Ни воронки, по его расчетам — в несколько километров в диаметре и метров двести глубиной, ни обломков небесного тела, не обнаружилось. Словно метеорит, превратившись во второе солнце, увиденное машинистом, бесследно исчез. Строгая наука не любит нерешённых проблем. Не будучи в состоянии объяснить, их попросту закрывает. Так произошло и с проблемой «Тунгусского метеорита», хотя по этому поводу было высказано немало гипотез. В частности, что это было падение на землю кометы, или, что метеорит ударился о землю, как плоский камень об воду, каким пускают «блинчики», подскочил, (лишний оборот) и упал где-то в другом месте. Но так нигде и не был найден. А главное, ничто не объясняло, почему летевшее перед взрывом тело, меняло направление полёта. По наблюдениям тысячи корреспондентов Иркутской обсерватории, тело двигалось сначала с запада на восток, потом с юга на север, а подлетело к месту взрыва с востока на запад. Какая сила могла управлять метеоритом или кометой? В 1998 году, на научной конференции в Красноярске, по случаю девяностолетия необычайного явления, её участники, летая на вертолётах в эпицентр катастрофы, пришли к убеждению, что лишь высказанная Фантастом гипотеза о взрыве там инопланетного корабля, объясняет все диковинные аномалии. * * * Спустя тридцать семь лет, шестого августа 1945 года, с борта американского бомбардировщика Б-29 «Энола Гей», на японский город Хиросима была сброшена атомная бомба. В этом не было никакой военной надобности, поскольку Квантунская армия на материке была обречена на полный разгром Советской Красной Армией. Бомба взорвалась над городом, унеся несколько десятков тысяч жизней, отпечатав на стенах домов тени прохожих, повалив вырванные с корнем деревья в округе. Но в эпицентре катастрофы, где деревья, как и в Тунгусской тайге, были перпендикулярны ударившей сверху взрывной волне, остались на корню потеряв лишь все сучья, сделавшись похожими на обугленные телеграфные столбы. Лучевой ожог ощущался людьми за десятки километров, им казалось, что на них горит одежда. Список погибших японцев пополнялся и в последующие годы. Излучение было смертоносным. * * * После атомной бомбардировки Японии на проблему тунгусского взрыва стали смотреть по-иному. В эпицентр катастрофы потянулись десятки научных и самодеятельных экспедиций. Интересно, что главный конструктор космических кораблей С.П. Королёв направил туда свою экспедицию, напутствуя одного из её членов, будущего космонавта и дважды героя Советского Союза Г.М. Гречко словами: «Найдите мне обломок марсианского корабля!» Установлено, что сила взрыва в Тунгусской тайге была в пятьсот раз больше, чем в Хиросиме, и обломки космического пришельца могли улететь куда угодно, даже на Луну. А через много лет за тысячи километров в Коми АССР произошло еще одно событие. На реке Вакша, в воскресный день, утром, рабочие геологической партии, пошли на рыбалку. Один из них споткнулся о валяющуюся железяку. Вспомнив всех чертей и попрыгав на одной ноге, он вернулся, чтобы посмотреть на обидчицу, жестом подзывая других. На берегу обрывистого берега лежала, словно оплавленная с краёв, часть инженерной конструкции. В это место, не добирался ни трактор, ни автомобиль. Как мог оказаться здесь этот обломок, если не упасть с неба. Но и авиационных аварий здесь не случалось. Они решили захватить находку в посёлок, чтобы показать геологам. Споткнувшийся об неё рабочий помнил, что у него искры посыпались из глаз. «Да не из глаз, а из-под ноги твоей», — сказал его товарищ, и, взяв в руки камень, ударил по железяке, выбив фонтан искр. «Однако, для зажигалок хороша будет», заметил седоусый рабочий, сворачивая самокрутку. Геологи увезли находку в Москву, где она была разделена на три полукилограммовых куска, и передана для независимого исследования трём научно-исследовательским институтам Академии наук СССР. Результат оказался идентичным и потрясающим. Находка, бывшая частью полутораметровой трубы или ёмкости, оказалась сплавом редкоземельных элементов: 60 % церия, 18 % — ванадия, и других. Для получения ее на Земле не было ни технологий, ни самородных месторождений. Эту часть трубы сторонники «ядерной» гипотезы тунгусского взрыва готовы были признать обломком «марсианского» корабля, о котором мечтал Королёв. Но нашлись и такие люди, которые вспомнили псевдовзрыв сверхновой Гоббса и были склонны скорее признать находку одиннадцатой луной Бигбю, в числе многих других, выпавших на землю. Но, по обыкновению, три куска редкоземельной железяки до сих пор пылятся на полках трёх академических институтов. А воз и ныне там. Глава вторая. Капсула в море Не двенадцатая ли луна Бигбю упала в Тихий океан? С марса шхуны раздался крик матроса: «Человек за бортом!» Шхуна шла под филиппинским флагом с продовольствием и оборудованием для обсерватории профессора Джеймса Уоллера на тихоокеанском островке. — Человек за бортом? — переспросил низенький шкипер, и поднялся на мостик. — Дайте мне бинокль, — обратился он к долговязому, неуклюжему помощнику-американцу. — Может, это кит? — спросил помощник. — Тогда был бы фонтан воды. — Может, русская субмарина? — Тогда бы её не вскидывало на гребень волны. Это спасательная шлюпка. — А всё-таки, я предпочёл бы отойти подальше. — Нет, это не по-морскому, — сказал маленький шкипер, и добавил по-японски: «Да поможет нам Бог. Лево руля», обратился уже по-английски к рулевому. Шхуна повернулась, и направилась к далёкому, взлетавшему на волнах, предмету. Чем ближе подходила шхуна, тем больше уверенности было у моряков, что это — лодка. Но как она могла выдержать такие волны, перехлёстывающие через борта? Они вскидывали её на свои пенные гребни и бросали в пропасть перед следующей волной. — Лодка, лодка! — закричали матросы, стоявшие у реллингов внизу на палубе. Шкипер отдавал команды рулевому, чтобы он приблизился к этому предмету. Предмет действительно оказался подобием лодки, но удивительно странным, прикрытым сверху стеклом или прозрачной плёнкой. Под плёнкой виднелось какое-то существо, видимо человек. — Очень маленький, — сказал филиппинец. Помощник посмотрел в бинокль. — Действительно маленький. Похоже, что ребёнок. — А это не имеет значения, — сказал шкипер. — Ребёнок, не ребёнок — неизвестное существо должно быть поднято на борт. Спустить шлюпку! Взять линь! Пришвартовываться к лодке! Приготовиться к подъёму ребёнка! Пускай зацепит это судёнышко канатом и подтянет её к самому борту. Потом вытянем наверх, как рыболовную сеть. Примерно через час странное, похожее на капсулу судёнышко было поднято на борт шхуны. Помощник капитана внимательно смотрел на спасённого человека. Но был ли он жив под плёнкой? Плёнка оказалась прозрачной частью капсулы. Когда прозрачный колпак стали поднимать, из-под него с шипением вырвался воздух. Давление в капсуле было выше. В ней была тёмная жидкость, в которой плавало маленькое тельце, словно покрытое рыбьей чешуёй. — Это девочка, — сказал американец, — По всему видно — девочка! Не русских ли это дело? Сейчас они испытывают атомные бомбы в океане, никто не знает, на что они способны. — Сусано… — повторил капитан по-японски. Прибежала медсестра филиппинка: «О бедное дитя! Они убили тебя! Эти звери. Принесите ко мне в каюту, я постараюсь привести её в чувства». Через некоторое время несчастное существо извлекли из-под колпака и перенесли к медсестре. Там филиппинка занялась своей пациенткой. Потом пришла к шкиперу: — Господин капитан, мне страшно вам сказать, но это особое существо. Это какой-то урод! — Урод? — переспросил помощник. — Да! У неё по шесть пальцев не только на руках, но и на ногах! — Этого не может быть, — сказал японец. — Но это так, убедитесь, господин, сами. Она лежит у меня на койке. Она дышит. Думаю, придёт в сознание. Через два часа усилий филиппинки, когда шхуна уже подходила к Маниле, «девочка» открыла глаза, огромные, косо посаженные, краями приподнятые к вискам. — Кто ты? — спросила филиппинка. И вдруг услышала ответ: — Я — Ойла. — Она говорит по-нашему! — закричала медсестра. Об этом доложили шкиперу. Он немедленно спустился. — Вы говорили с ней по-тагальски? — Но она поняла мой вопрос. Шкипер спросил девочку, сначала по-английски: — Кто вы? — Я — Ойла. Я оттуда, — и она показала глазами на небо. — Ну, ясно! Ну, ясно! Она тайно была запущена в космос. Только вот кем? — сказал стоявший тут же помощник шкипера. — Откуда вы? — продолжал спрашивать, невольно перейдя на японский язык, шкипер. — Издалека, — ответила та по-японски. — Она говорит по-японски, боже мой! Кто похитил японку для того, чтобы провести такие чудовищные, зверские испытания! — воскликнул шкипер. А филиппинка, в свою очередь, спросила: — Ну откуда, оттуда, издалека? — С Зейлы, — ответил филиппинке на её родном языке найдёныш. — Откуда она знает наши языки? — спросила медсестра. Но шкипер, покачав головой, медленно ответил: — Она не говорит. Она — телепатка, передаёт мысли, а они «звучат» на родном каждому из нас языке. — Как вы догадались? — спросил помощник. Он не знал, что разговаривает с полковником Генерального Штаба бывшей Императорской Армии, который делает своё дело под видом шкипера шхуны. — Необходимо в Маниле передать её властям и учёным, которые распознают, кто и что она, предложил помощник. — Нет, — сказал шкипер, — это не по-морскому. Мы не можем отдавать на экзекуцию и испытания, найденного в море человека. Позаботьтесь о возвращении на прежний курс, а на тихоокеанском островке мы передадим её местным аборигенам и поручим выходить «девочку». Я думаю, что ей проще всего общаться с дикарями, а не с нами. — И то верно. Лишь бы не попала к русским. Она может слишком много знать… Так найденная в герметичной капсуле «девочка» была доставлена на тихоокеанский островок, где располагалась астрономическая лаборатория Джеймса Уоллера. Местные жители приняли её, как дар небесный и поклялись шкиперу выходить и оберегать от всяких опасностей. Глава третья. Клинописные свидетельства. Сквозь тьму тысячелетий проступает минувшего загадочная даль. Шхуна под филиппинским флагом, с маленьким шкипером-японцем на мостике снова шла к рыболовецкому порту филиппинского островка, арендованного Великобританией для высокогорной обсерватории. Триста ясных дней и ночей в году — мечта всех астрономов. От посёлка и порта в гору вела крутая дорога. За ней, на противоположной стороне горы проглядывали заросли девственного леса. Джунгли, где по ночам блуждали злые огоньки, раздавалось рычание, крик настигнутой жертвы и начинался другой, первобытный мир. А над ним, на вершине горы, стояла обсерватория, где отважные астрономы заглядывали в неизмеримые дали пространства. По этой дороге, Гоббс отвёз двух лондонских врачей вниз в порт, спешно вызванных им, из-за недомогания профессора Уоллера. Но, обследовав пациента, они ничего не сказали, и теперь всю дорогу ехали с озабоченными лицами. Только в порту, старший из них, профессор Корк сказал: — Мы не хотели мешать вам в пути — вы были за рулём. А в обсерватории мы не говорили из-за этой женщины-уборщицы, владеющей английским языком, постоянно бывшей рядом. Надеюсь, вы поняли бы нас, если бы мы сказали, что мистеру Уоллеру грозит звезда самого страшного созвездия (название в русской транскрипции), но только здесь решаемся это сделать. — Значит, речь идёт о созвездии Рака? — догадался Гоббс. — Да. У профессора Уоллера злокачественная опухоль желудка, которую вместе с его частью нужно немедленно удалить. Я хирург, но здесь нет ни анестезиолога, ни инструментария, ни помощников… Словом, нужна бригада врачей. Я мог бы остаться здесь, однако мой младший коллега не уверен, что его заключения будет достаточно для отправки такой дорогой медицинской экспедиции. Ведь надо оборудовать в обсерватории операционную. Шхуна подошла к причалу. Гоббс заметил на шхуне школьного товарища профессора Уоллера. Он знал его по фотографиям — известного французского археолога Анри Лота. С присущим французам непринуждённым изяществом, тот легко сбежал по брошенному трапу на берег. Чарльз Гоббс представил учёных друг другу. — Как здоровье профессора Уоллера, — прежде всего спросил Анри Лот. — Плохо, очень плохо, — ответил профессор Корк, — нужна срочная операция. — Я работал в Африке, в Сахаре, заинтересовался находками в Месопотамии, но, узнав, что происходит с Джеймсом, примчался сюда, чтобы поддержать его. — Мы будем признательны за такую помощь. Но есть ли у вас такое средство? — Думаю, что наши последние находки, приоткрывающие завесу прошлого, помогут мне. — Дай-то бог, — пожал руку Лоту профессор Корк. Уже позже, сидя у постели больного, Анри Лот рассказывал Уоллеру о том, что Сахара, где на плоскогорье Тассили он производил свои археологические раскопки, пять — десять тысяч лет назад была цветущим краем. Ему удалось обнаружить наскальные изображения, которые заставили задуматься о многом. — Ты знаешь, — продолжал Анри Лот, — я бы не рискнул вести дальше свои исследования, если бы не встретился на английском телевидении с господином Гагариным, первым космонавтом Земли, из России. Я подошёл к нему с переводчиком и спросил: «Мсье Гагарин, вы хотите посмотреть на свою фотографию десятитысячелетней давности?» Гагарин улыбнулся своей обаятельной, известной всему миру улыбкой, и сказал: «Но я уже видел её!» — Не может быть! Моя книга вышла лишь незадолго до вашего полёта! Тогда Гагарин рассказал мне, что к нему ещё в Москве, тоже на телевидении, подошёл известный Фантаст, и поразил его наскальным изображением человека в скафандре десятитысячелетней давности. Он сказал Фантасту: — Похоже, но не одно и тоже. — Но так и должно быть, ведь одеяние сделано для одной цели, но в разное время, и видимо, совсем в другом месте. — Фантаст попросил меня оставить автограф на странице моей книги с этой фотографией. Так что, — закончил космонавт, — мой автограф уже оставлен. — Но это, надеюсь, не помешает вам, оставить автограф и в книге её автора. — И тот, вновь улыбнувшись, охотно написал вот здесь русскими буквами. «Гагарин». Без всяких завитушек. Вот посмотри, Джеймс, на один из двух автографов в моей книге, оставленных современным героем Земли. — Но так же и на изображение его многотысячелетнего предшественника. Это действительно напоминает водолазный костюм. Но зачем водолазу ходить по земле в своём одеянии и позировать древнему художнику? Спасибо тебе, Анри, ты знал, чем заинтересовать меня. И Уоллер вернул книгу французскому другу. — Мне стоило больших трудов сделать этот снимок, потому что изображение проступает только когда оно смочено водой, а её приходилось возить издалека. Размером оно больше двух метров, и, несмотря на свою примитивность, оставляет ощущение могучей неведомой силы. И моя книга стала для меня реликвией, я всюду вожу её с собой. Джеймс снова взял книгу, оживился, и с интересом рассматривал изображение человека в одежде ниспадавшей складками, в непроницаемом шлеме сидящем на складчатом воротнике, с чётко выраженными глазами. — Да, вы, археологи, делаете открытия, а мы, астрономы, просиживая ночами у телескопов, открываем только загадки. Вот и Гоббс увидел взрыв сверхновой звезды, а её не оказалось. И он остался без собственной звездочки в астрономии. — Да. Некоторые открытия археологов поражают не только мир, но даже и нас, учёных, искушенных в этом деле. Так, в Сахаре я узнал, что в раскопках Двуречья между Тигром и Евфратом, где некогда было государство шумеров, сделаны удивительные находки. — Тоже наскальные изображения? — Нет. Отпечатки на глине, с годами ставшей камнем. Клинописное послание из прошлого. — И ты расшифровал его? — Не я, конечно, а специалисты в Лондоне и Париже. Их расшифровки стали подлинными открытиями для мира. По утверждению клинописи, три с половиной тысячи лет тому назад, к полудиким скотоводам-шумерам из моря вышел пришелец в рыбьей чешуе и с двумя головами. Одну из которых, выходя на берег, снимал, и она оставалась у него в сложенном виде за плечами. Шумеры вначале боялись его как бога или посланца богов, но он оказался мудрым, добрым и заботливым советником. У него было по шесть пальцев на руках и ногах, и он обучил шумеров не только клинописной письменности, но и математическому счислению. Не нашему, десятеричному, идущему от десяти пальцев на руках и ногах, а двенадцатиричному. Культуру шумеров сменила вавилонская культура, которая заимствовала эти счисления. Важно, что его элементы бытуют и в наше время — двенадцать часов днем, двенадцать часов ночью, шестьдесят минут в часе (как слияние двенадцатиричного и десятеричного счисления: двенадцать помноженное на пять), шестьдесят секунд в минуте, дюжина в торговом деле, двенадцать месяцев в году, а если поискать, и многое другое. — Конечно, — согласился Уоллер. — Двенадцать вершков в русском аршине, в нашей традиционной английской практике первенствуют дюйм и дюжина. — Но кроме математики пришелец научил шумеров архитектуре, градостроительству и орошаемому земледелию, предопределяя этим переход кочевников к оседлой, более цивилизованной жизни. — Но почему, — спросил Уоллер, — такой мудрец появился на берегу из моря? Где он набрался мудрости? У рыб? — Нет. Здесь надо искать другое объяснение. Очевидно, он прибыл откуда-то очень издалека. — И археолог посмотрел вверх, представив себе небо. — Но, чтобы сохранить свой аппарат, сделать его недоступным никому, он опустил его на дно моря. И однажды он предложил одному из шумеров, Колкаанну, вместе с ним подняться в летающем доме над землей и, войдя в море, осторожно опустил свой летающий дом на берег. Колкаанн свидетельствует, что поднялся с пришельцем очень высоко, откуда земля, по его словам, «выглядела овчинкой». — Ты упоминаешь имя спутника пришельца. А имя самого пришельца? — Имя пришельца тоже названо — Оаанн. — Какое странное имя! — воскликнул англичанин. Беседа Анри Лота с другом была прервана появлением в дверях уборщицы, которая готовила для англичан на завтрак их традиционную овсяную кашу и немудрёный обед «даров моря» из рыболовецкого посёлка, теперь она подавала настойчивые знаки. — Говорите по-английски. Мы все вас поймем. — Почтенные господа друзья звезд, я не совсем глупая женщина. И я прекрасно поняла то, чего не хотели сказать при мне улетевшие почтенные врачи. Несомненно, они хотят вернуться с длинными ножами и банками для собирания крови. Очень уважая нашего шефа, я бы хотела уберечь его от этого. — Что вы можете предложить? — спросил Гоббс. — В нашем поселке около десяти лет живет удивительная женщина, которую якобы, как говорят старики, послало нам небо. Она говорит на всех языках, не двигая губами. Она умеет взглядом снимать боль и вылечивать тяжело больных людей. К ней едут сюда со всех филиппинских островов. Я бы очень-очень просила господ, друзей звезд, позволить ей осмотреть нашего шефа. — Осмотр ничему не повредит, — сказал Анри Лот. — Я думаю, что мои английские друзья согласятся со мной. — Тогда я попрошу молодого друга звезд, мистера Гоббса, проехать со мной в посёлок, и мы привезем ее сюда. — Ну что ж, Чарльз, отправляйтесь, — предложил Уоллер. Через час, выглядевшая удивительно молоденькой женщина, с огромными глазами, на краях приподнятыми к вискам, вошла в спальню профессора Уоллера. Анри Лот и Чарльз Гоббс деликатно вышли, а уборщица осталась стоять у дверей, как бы на страже. Через некоторое время маленькая женщина вышла и сказала англичанам: — Лондонские врачи были правы, у шефа злокачественная опухоль желудка. Они хотят резать его и силой отделить эту опухоль от органов. Позвольте мне освободить столь ценного здесь профессора от этого испытания. — Как вы можете это сделать? — спросил Анри Лот. — Я — врач, — сказала женщина. — Меня зовут Ойла. Я обучена извлекать такие опасные опухоли, не причиняя вреда человеческому телу. — Где вас могли обучить этому? — спросил удивленный Гоббс. — Я не могу вам всего рассказать. Это было бы слишком тяжело для меня. А мне надо сохранить силы для операции. — Как можно изнутри извлечь часть органов? — Я вам сейчас покажу кое-что, — и она попросила уборщицу принести две вязальные спицы и попросила у мужчин зажечь зажигалки. Чарльз Гоббс пожал плечами и выполнил её просьбу. — Хотите, я проткну вам руку, и вы не почувствуете этого? — спросила она. — Вы маленькая шутница, — с улыбкой сказал Гоббс, по-видимому, совсем не расположенный предоставить себя для подобного опыта. — Тогда я при вас проткну свою руку, — сказала загадочная целительница, и стала вводить острие спицы себе ниже локтя. Скоро спица другим концом вышла наружу, проткнув всю мышечную ткань между двумя костями, не выдавив ни капельки крови. — Это делают фокусники в цирке, — отметил француз. — Тогда я покажу вам то, на что не решаются ваши фокусники. Я проткну себе сердце. — Не делайте нас свидетелями своего самоубийства, — темпераментно воскликнул Анри Лот. Но женщиночка, отнюдь не смущаясь мужчин, оголила свою грудь и стала вводить острие спицы вглубь, опять не вызвав никакого кровотечения. Видимо, она нащупала сердце, и спица, вонзившись в миокард, начала вибрировать вместе с его сокращениями. — Кошмар какой-то, — воскликнул Анри Лот, — я никогда бы этому не поверил. — Как видите, я не умерла, и не испытала никакой боли. Так же точно я удалю из желудка профессора Уоллера злокачественную опухоль. И попрошу только какое-нибудь блюдо или тарелку, чтобы положить отторгнутую ткань. — А ведро, куда стекала бы кровь, вам не нужно? — спросил француз. — Крови не будет, — заверила Ойла. Мужчины переглянулись. — Только позвольте нам не присутствовать при вашем опыте, — сказал Чарльз Гоббс, — трудно поручиться за себя. — Да, мы лучше покурим, — согласился Анри Лот. Это были мучительные сорок минут, спустя которые из спальни Уоллера вышла торжествующая уборщица, неся на блюде чудом извлеченную опухоль. Затем появилась скромная Ойла, и спросила, может ли она спускаться в поселок или молодой джентльмен отвёзет ее на машине. — Да, конечно, я вас отвезу. Тем более что нужно дать из порта радиограмму, отменяющую надобность в хирургической бригаде. — Оказывается, Джеймс, за чудесами не нужно отправляться за тысячи лет назад, или вперед, — сказал Анри Лот. — Что ты чувствуешь сейчас? — Я чувствую себя много лучше, если не совсем здоровым. А до этого я не чувствовал ничего, но старался вести себя по-мужски и все подшучивал над докторшей. Говорил ей, что она выглядит молодо для своих лет. — И что она ответила? — Она сказала: «Не говорите о моих годах. Вы все равно этого не поймете». — С тобой, вернее с ней, придётся согласиться, — заключил Анри Лот. — Понять нам произошедшее, невозможно, потому что такого просто не может быть. Глава четвёртая. Быть не может потому, что… Самый удобный ответ: Чего не знаю — того нет . Ранним утром в семь часов Фантаст был поднят с постели телефонным звонком. Звонила из Сибири племянница, Света, дочь старшего брата: — Дядя Шура, умоляю, помогите! Вы не представляете себе, что мы с мамой вчера пережили. Папа вдруг входит к нам в комнату и говорит: «Я пришёл с вами простится», «А что такое?», «Я проколол себе сердце», — сказал он и показал торчащую из груди спицу, которая, видимо, касалась сердца. От спицы по груди текла струйка крови. Сейчас он вылетел в Москву, и придёт он, конечно, к вам. Ради бога, возьмите с него слово, что он не будет повторять своих диких опытов. Фантаст пообещал, что поговорит с братом, для которого был авторитетом. Самолёт должен был прилететь позже, а до этого к Фантасту пришёл его друг — кинорежиссёр с «Центрнаучфильма» Юрий Фёдорович Сенчуков вместе со своим знакомым, исследователем-любителем Наумовым: — Александр Петрович, мы хотим показать вам небольшой документальный фильм, от которого волосы становятся дыбом. — Что вы хотите сказать? — спросил Фантаст. — Вы слышали о филиппинских врачах, которые делают операции бескровно, без скальпеля вынимают органы человека и возвращают здоровье? Фантаст слышал об этом. Эти люди только на Филиппинах проявляли свои необыкновенные способности. Кинематографист и его приятель наладили принесённую с собой аппаратуру: — Мы сейчас покажем вам полосную операцию на сердце, — сказал Наумов, — проведённую филиппинцами, хилерами, как их называют. — Если вы не торопитесь, — сказал Фантаст, — то ко мне часа через два должен приехать мой соратник и друг профессор, хирург — кардиолог Григоров Сергей Семенович. С ним мы работаем над протезированием сердца. Давайте посмотрим ваш документальный фильм вместе. Гости согласились. И пока пили утренний чай, который наладила супруга Фантаста, Наумов рассказывал об этих загадочных людях. Эти люди делают удивительные бескровные операции, самая простая из них — это удаление аппендикса, дающего о себе знать у большинства людей; удаление катаракты с глаз. Они делают полостные операции, и, якобы, удаляют опухоли, даже злокачественные. — Откуда такие великие врачи? — Не знаю, откуда идут их знания. Само воздействие их на пациента — анестезирующее. И пациент во время операции ничего не чувствует, то есть, никаких болевых ощущений не воспринимает. Часам к двенадцати приехал профессор Григоров, заслуженный деятель науки, и когда узнал, что ему хотят показать полосную операцию филиппинских врачей, очень заинтересовался, но был насторожен: — Что бы они мне не показали, — сказал он, — я, который провел в своей жизни немало таких операций, не поверю даже тому, что увижу своими глазами. Хирурги — самый консервативный народ в медицине. Они вторгаются скальпелями в тело пациента, и, прежде всего, помнят первое наставление Гиппократа — «Не навреди!» После полудня, в кабинете занавесили окна, зажгли электрический свет, наладили экран и начали демонстрацию. Фантасту страшно было смотреть на экран, как и любому неподготовленному человеку. На его глазах хилер, простерши руки над пациентом (или жертвой), загипнотизировал его, потом поводил руками по полости живота и груди, что-то ощупывал, искал, раздвигал кожу вместе с тканью, не затрагивая, очевидно, кровеносных сосудов — никакой крови не выступало. Когда ткани были достаточно раздвинуты, он просовывал туда руку, нащупывал то, что хотел изъять и осторожно вынимал, скажем, опухоль или часть аппендикса, которые отделял от остальной кишки не с помощью острия ножа, а тоже как бы нащупывая пути между клетками. И к удивлению присутствующих, это ему удавалось. Так была показана операция по удалению аппендикса, операция с извлечением опухоли какого-то из внутренних органов. Фантаст так и не понял, был ли это желудок или печень. Но, опять же, они не были срезаны, а просто отделились сами по себе, поскольку раздел происходил между клетками. Особенно тяжело оказалось для Фантаста видеть удаление катаракты. Его всего передернуло, когда хилер извлёк глаз и, орудуя с ним как с вынутым куриным яйцом, легко снял плёнку, будто даже с ним не связанную. И потом водворил глаз на место. Когда включили свет, Юрий Федорович спросил: — Ну, что вы скажете, Сергей Семенович и Александр Петрович? — Я могу сказать, — ответил Фантаст, — что ничего не могу сказать. — Зато я могу сказать, — вмешался Григоров. — Этого не может быть, потому что не может быть никогда. Не даром называется наш кинематограф «великим обманщиком», он может сделать все, что угодно. Это просто ловко сделанная картина для обмана зрителей. Я никогда не поверю, что то, что мы видели, могло происходить на самом деле. Переубедить старого кардиолога было невозможно. Раздался звонок входной двери. Открыла жена Фантаста, на редкость красивая женщина. И в квартиру ворвался, иначе не скажешь, крепкий энергичный человек. — А, Виктор Петрович пожаловал, мы не ожидали, что ты так скоро прилетишь, — пожал ему руку Фантаст. — Да я вылетел утром из Сталинска самолетом и вот уже здесь, у вас. — Тогда знакомься, вот знаменитый кардиолог, профессор Григоров Сергей Семенович, а это мой брат, преподаватель физкультуры, известный спортсмен-борец и гроза устроителей соревнований, международный арбитр, считающий единственной достойной борьбой спортсменов — французскую, ныне называемую еще классической или греко-римской и самостийный экспериментатор. — Я ради профессора и прилетел, чтобы показать, как прокалывают сердце. — Чур меня, чур, — замахал руками Сергей Семёнович, — не пугайте, мне ещё в клинику надо. — Нет, я готов немедленно показать вам это. Таня, принеси мне спицу, ты же мастерица вязать. Татьяна Михайловна принесла потребованную спицу, но в комнате не осталась, а скорее прикрыла за собой дверь. Виктор Петрович усмехнулся: — Не для женских нервов, — снял с себя пиджак и начал стягивать рубашку. — Да подожди ты, — остановил его брат, — отдохни хоть с дороги. — Какой отдых, я сегодня же должен лететь обратно. Как удачно, что я застал у тебя профессора. Мне надо успеть к началу соревнований. Жаль, нет у вас рентгеновской аппаратуры, чтобы заодно сделать снимок. — Виктор, мне звонила Света, и я обязался взять с тебя слово не повторять этих опасных экспериментов. — Да, зря я их напугал. Подумаешь, кровь из ранки. Не сообразил, что из сердца она осталась бы в груди, а не вытекала наружу. — Но слово я с тебя должен взять. Сергей Семенович с недоверием смотрел на братьев. — Дам, дам тебе слово — с завтрашнего дня, а сейчас пусть профессор посмотрит и засвидетельствует, что увидел. У кого есть зажигалка? Зажигалка нашлась у Наумова. Виктор Петрович подержал конец спицы над огнем, потом сел на стул, широко расставив ноги, и стал осторожно прокалывать острием спицы грудь в области сердца. Кардиолог только неодобрительно покачивал головой. Спица все укорачивалась, входя в грудную полость. Виктор как бы нащупывал её концом бьющееся сердце. Это ему удалось, и он осторожно ввел острие, видимо, в сердечную мышцу. Во всяком случае, выступающая часть спицы стала подрагивать, отражая сокращения сердца. Фантаст едва успел подставить стул, на который буквально рухнул знаменитый кардиолог. Он побледнел, ему стало плохо. Появилась догадливая Таня со стаканом воды. Сергей Семенович залпом выпил весь стакан и сказал: — Не может быть. Я всю жизнь боролся за сердце пациента, а здесь, при мне… без инструментов, грязными руками доказывают, что я всю жизнь ошибался. Поедем со мной в клинику, может, в этом и нет ничего особенного! Мы же вводим иглой адреналин в сердце, чтобы заставить его биться вновь! Очень трудно найти что-нибудь новое на свете. Вот и приходиться идти на кинообман, будто можно извлечь изнутри орган, и, не повредив ткани, вернуть обратно. Дескать, зря мы заставляем пациентов глотать резиновые шланги с электролампочками и миниатюрными телекамерами. Но именно глотать! А не раздвигать руками живые ткани и обходиться без анестезии. Не верю я этому! Для этого надо быть Фантастом, — и он рассмеялся. Но Фантаст отнёсся ко всему этому серьёзно. Наумов сунул Фантасту записку: — В Москве сейчас находится жена нашего торгпреда в Маниле, она врач, и сама всё видела. Вот её телефон. Виктор Петрович сиял от удовольствия и осторожно извлек спицу из груди. Никакой ранки не было. Осталось только пятнышко, которое быстро исчезло. Таня пригласила: — Пойдемте, попьем чаю, а то все как с ума сошли. — Именно сошли с ума. Вашими устами глаголет истина, — подтвердил Григоров. Татьяна Михайловна увела всех в соседнюю комнату, а Фантаст бросился к телефону. Он позвонил незнакомой женщине, представился, и та охотно ответила ему: — Да, я присутствовала при пяти или шести операциях хилеров. Они ничего не берут за свою работу, делают это только во имя добра. Молятся перед началом операции и как бы заряжают себя для этих удивительных действий. Все остальное происходит так, как на привезенных мной из Манилы фильмах. Но я зареклась рассказывать об этом, потому что после первой же попытки попала под такой обстрел печати, что мне хочется отмыться. Вам и профессору Григорову, о котором я знаю, охотно подтверждаю это, но с тем, чтобы вы не упоминали моего имени. В комнату вошли Григоров, Сенчуков и Виктор Петрович. — Ну, что, — спросил Сенчуков, — вы позвонили дипломатической даме? — Да. И принял для себя решение. — Какое? — поинтересовался Григоров. — Немедленно поехать на Филиппины. Глава пятая. Чародейка Вычислять можно и без цифр. Врач-хирург, побывав в Лондоне, и получив радиограмму об отмене приезда бригады врачей, счёл своим долгом прибыть на остров к пациенту. Удивлению не было границ, когда его встретил сам профессор Уоллер не в постели, а бодро открывший ему дверь. — Что такое, дорогой профессор! Я рассчитывал на встречу с вами у операционного стола, но не в коридоре. — Вы имели в виду ракового больного? Так его здесь нет. Но вас ждёт сюрприз, — и он пропустил вперёд себя уборщицу с подносом, на котором лежала извлечённая из профессора Уоллера злокачественная опухоль. Хирург, достав из кармана резиновые медицинские перчатки, осторожно взял ещё не увядшую ткань, и стал рассматривать её со всех сторон: — Ничего не понимаю, мы должны были отрезать эту опухоль с частью желудка, а она лежит здесь чистенькая, без следов надреза. — Скальпеля не было, — вмешался подошедший Чарльз Гоббс. — Надо думать, чудодейка умела вызывать излучение из кончиков своих пальцев, не обрезая кровеносных сосудов, и, парализовав их, легко отторгла опухоль. Профессор Уоллер ожил у меня на глазах. — Этого не может быть, — пробормотал почтенный хирург. — Отнесите это «сокровище» куда-нибудь подальше. Наша уборщица была единственной свидетельницей операции, смотреть на которую не решились ни я, ни наш гость Анри Лот. Но то, что было известно одной женщине, по неведомому закону, с телеграфной скоростью облетело все Филиппинские острова. Очевидно, помогли моряки шхуны, выловившей в океане капсулу с чародейкой. И к острову с обсерваторией потянулись со всех сторон на всевозможных судёнышках и лодках, островитяне, жаждущие исцеления посланницы небес. Ойла никому не отказывала, и без конца принимала в отведённой ей конторе рыболовецкого посёлка несчетных пациентов. Она не брала никакой платы за свои спасительные услуги, говоря, что делает это только ради добра. * * * Однажды, без всякого судёнышка к острову плыл отважный пловец. Когда с гребня волны, можно было уже различить гористый остров с белым зданием наверху, он увидел пересекающий ему путь острый плавник акулы. Он не испугался, как любой другой человек, принадлежа к семье островитян — охотников за акулами. Акула почуяла человека и стала приближаться, делая сужающиеся круги вокруг него, норовя в решительную минуту повернуться и схватить жертву. Выхватив нож, он ждал приближения хищницы, и когда та, не ожидая сопротивления оскалила свою пугающую пасть, охотник сам, перейдя в наступление, рывком приблизился к акуле, и ловким ударом вонзил нож в хорошо известное ему уязвимое место. Акула забила хвостом, повернулась на спину, и потеряв власть над собой, стала тонуть. Охотник, уже не обращая на неё внимания, приближался к берегу. Выйдя на прибрежные скалы, приветствовал стоящих там рыбаков. Они только что с восхищением наблюдали молниеносную схватку смельчака с грозой морей. Оставаясь в одних шортах, охотник низко поклонился, и спросил, как ему найти целительницу, что не пользуется ножом. «Но ты-то сам, ловко им орудовал», — заметил темнокожий и седой старик. — Потому и хочу её найти, чтобы оставить свой нож лишь для промысла, который, может быть, приносит морю больше вреда, чем пользы. — Ты подойдёшь ей, поскольку в словах твоих сквозит жалость к истребляемым животным, — сказал старик. — В жизни надо беречь всё, — закончил он. Рыбаки провели охотника на акул к конторе рыболовецкого посёлка, и через несколько минут он стоял в проёме двери, касаясь плечами косяков и, пригнув голову, чтобы войти. — А ты зачем пришёл! О тебе мало сказать, что ты совсем здоров! — встретила его Ойла. Филиппинец молитвенно сложил ладони, и умоляюще заговорил: — О мадонна, ничто не могло остановить меня в стремление к тебе. Ты совершаешь для нашего народа благодеяние. Не могла бы ты взять меня в помощники, обучив божественным приёмам, чтобы я помогал людям не ножом, а без ножа, от которого отказываюсь. — Наперёд, как станешь снимать с больного хворь — очистись сам! — О, пресвятая, — воскликнул он, опускаясь на колени, — я для того и приплыл к тебе, не имея лодки, и только что в море разделался с акулой, привыкшей к человечине, поедая сброшенных с берега покойников. Здесь люди сами делают акул опасными для себя. Теперь я готов никогда не обнажать ножа, если ты научишь, как обходиться без него. Ойла, задумавшись на мгновение, произнесла: — Ты своею решимостью и поступком заслужил согласие. Так, первый филиппинский мастер ножа, стал первым мастером бескровных операций. С этого дня в рыболовецком посёлке открылась как бы школа последователей чародейки, которых назвали хилерами. Они разъезжаясь по островам, неся свои загадочные знания, в которых главным, по совету Ойлы, было самоочищение перед операцией, путём молитвы или самоанализа. Хилеры делали теперь то, что раньше могла делать только загадочная женщина. Они, как и она, отказывались от всякого вознаграждения. И слава о филиппинских хилерах разнеслась по всему миру, достигнув Москвы, и увлекла своей необычностью Фантаста. * * * Маленький рыбацкий островок превратился в оживлённое место. Сначала, посетители жили в хижинах у рыбаков, но вскоре для них соорудили из местного камня неказистое с виду подобие гостиницы. И вот, как-то, на шхуне, появился иностранец, похожий на европейца, но едва сумевший по-английски объяснить, что ему нужно попасть к целительнице. Капитан-японец тревожился, не русский ли это, и даже упрекнул японский генеральный штаб за промедление — как бы русские не сумели раньше других выведать у неё военные секреты. Тотчас, на вертолёте прилетел военный переводчик. Но Ойла отказалась принять сразу двоих и осталась наедине с иностранцем, строго спросив его на хорошем русском языке: — Но ведь вы совершенно здоровы! Что же вас привело ко мне? Или вы сами хотите копаться во внутренностях человека, не будучи врачом? — Я пришёл к вам, вычислив вашу судьбу. — То есть как это «вычислив»? Вы приняли меня за какое-то абстрактное число и запустили в свои вычислительные устройства? — Нет. В моём вычислении нет ни чисел, ни вычислительных устройств, одна лишь логика и известные факты, выстроенные в один ряд в предположении, что все они вместе — следствия одного явления. — Любопытно! Вы удивляете меня. — Удивительно не то, что я поставил их в ряд, а то, что до меня этого никто не сделал. Так: в 1908-м году в Тунгусской тайге взорвалось управляемое тело. Моё первоначальное предположение, что это был взрыв звездолёта, не выдерживало критики, поскольку звездолёт столь огромен, что не смог бы опуститься на Землю, а вынужден остаться в околопланетном пространстве, и отправить на планету малый корабль с исследователями. — Итак, вы вычислили меня. И кто же я такая? — Я мог только сопоставить два взрыва — один 1908-го года, погубивший первых посланцев на Землю, и второй, по-видимому, взрыв 1955-го года, когда единое тело разделилось на десять частей, обнаруженных астрономом Бигбю как «малые луны». Напрашивался вывод, что второй взрыв, породивший их, был самоуничтожающим взрывом оставшегося на орбите звездолёта. На нём должен был находиться, по меньшей мере, один человек, который заблаговременно отлетел от звездолёта, и этим одиноким космонавтом, видимо стали вы, почему-то оставшаяся на корабле, в ожидание возвращения своих спутников. Если учесть ещё находку рабочих геологической партии на реке Вакша, обломок редкоземельной ёмкости, хранившей в магнитном поле антивещество, его можно было бы счесть одиннадцатой луной Бигбю. А двенадцатой луной была ваша капсула. Вот всё, что я мог вычислить о вас. — Это уже очень много, и потрясающе верно. Вы заслужили, чтобы я рассказала вам о себе. Прежде всего, скажу, что меня не оставляли на корабле. Я осталась там сама, как врач, около тяжело больного командира Оаанна. — Оаанна! — вскричал фантаст. — Это имя встречается в клинописях шумеров, и принято разными народами Земли как библейский Иоанн, французский Жан, английский Джон немецкий Иоган, и, наконец, русский Иван. Впрочем, и ваше имя «Ойла» близко русскому «Ольга». — Это не мудрено, ведь наши планеты во всём подобны друг другу, как атомы одного и того же вещества, находящиеся в разных частях вселенной. Я уверена, что и в истории наших планет найдётся много общего. Ведь закон развития всюду один и тот же. — Но что случилось с вашим командиром, стремившимся снова посетить Землю, и пославшего вместо себя других? — Звездолёт, улетая от Зейлы, обладал самой совершенной радиосвязью. Никто и представить не мог, что, как я теперь понимаю, длительное передвижение с субсветовой скоростью влияет на любое вещество или организм. Насыщенный электроникой космический аппарат в течение года мчался почти со скоростью света, и случилось так, что вся радиоаппаратура вышла из строя. Наш звездолет остался без «глаз» и «ушей». — Ойла закрыла глаза и вздохнула. — А командир подвергся такому влиянию трижды, насчитывая тысячи прожитых лет, и переживал теперь ускоренное старение. Без радиосвязи отделился от звездолёта малый корабль-катер с членами нашей экспедиции для высадки на вашей планете. Во главе их был мой Эльд. — А кто такой был этот Эльд? — Это грустная история. Ещё печальнее вашей повести о двух влюблённых: Ромео и Джульетте. В сознании Фантаста, под телепатическим влиянием Ойлы, возникла новелла, о любви с первого взгляда. Глава шестая. Аура И в точке разума любой В бездонной глубине вселенной Живет, цветёт красой нетленной Зов Счастья — Первая любовь. Великий Случай — бог негаданных удач свёл их, никогда не видевших друг друга, в концертном зале давнедревней музыки. Он, проходя к своему креслу, мельком взглянул на миниатюрную миловидную девушку с выразительным взглядом огромных глаз, сел рядом и ощутил ее ауру. Аура, слабое свечение, есть у каждого человека, отражая его внутреннюю сущность. Так дурные наклонности, не исправленные воспитанием, делают ауру грязно-коричневой, готовность же к исканиям и преодолению любых препятствий — окрашивает ее в оранжевый цвет, глубокая вдумчивость и преданность науке отражается в синих тонах, внутренняя чистота, открытость, расположенность к другим присуща человеку с аурой нежно-голубой, как небо в ясный день. Но увидеть эти ауры дано не всякому, и достигается эта способность самосовершенствованием, особым складом ума и восприятия. Он, опускаясь в кресло, не сразу понял, что соприкасается с тонкой голубизной, и ощутил это усилием воли, приглушив собственное оранжевое излучение. И оказался в сладком плену нежно-голубой ауры соседки. Их восприятие музыки стало общим. Виртуоз, сидя за музейным инструментом много большим его, извлекал всеми своими двенадцатью пальцами многозвучные аккорды, рассыпавшиеся красивейшими пассажами, как бы соревнуясь сразу с большой дюжиной музыкантов, игравших на различных инструментах. Но это не было противоборством исполнителей, а гармонически сливалось в одно общее, яркое, мелодичное и стройное звучание. И оба забыли, где находятся. Волшебная музыка увлекала их в неведомый яркоцветный мир, где все кружилось вокруг них, державших друг друга за руки. Это призрачное ощущение было вызвано соприкосновением шестых пальчиков-мизинчиков, нашедших и сцепившихся на подлокотнике друг с другом, когда словно искра пробежала по ним, вызвав волну неосознанных чувств. Музыка смолкла, и зал гремел от аплодисментов. Молодым людям, чтобы аплодировать, пришлось разлучить их мизинчики, но те, словно живя собственной жизнью, когда слушатели встали, направляясь к выходу, снова нашли друг друга. — Какая удивительная была музыка у этих древних, — произнесла она не телепатически, а очень тихо на их родном языке, чтобы эта фраза не стала достоянием окружающей их толпы. — Я как бы побывала в прекрасном мире ласковых чувств, и мне так не хочется возвращаться оттуда! — Кто ты? — Я — Ойла, — ответила она и улыбнулась. — Художница, поэтесса, музыкантша? Кто бы еще смог увлечь меня с собой в прекрасный выдуманный мир? — Все, что ты сказал — это лишь мои стремления. А на самом деле я — хирург. А ты? — Я Эльд, лётчик. — Ты летчик? — удивилась она. — Разве они бывают такими большими и тяжелыми? — и она рассмеялась. Молодые люди вышли в прилегающий к концертному залу парк, залитый лунным светом. — А разве хирурги бывают такими маленькими? — с улыбкой произнес Эльд, садясь рядом со своей спутницей на садовую скамейку. — Я еще не совсем хирург. Еще не врач. Но моя последняя операция прошла удачно, без единой кровинки, и может служить выпускной работой. Тогда я стану врачом. — Ах, вот как! А я еще не совершил своего подвига зрелости, чтобы войти в команду. — Ты совершишь, я в этом уверена! — и мизинцы крепко сжали друг друга. — Волшебство продолжается. — Этот лунный свет как музыка. Но скажи мне, как летчик, ты ближе к небу. Нам еще в школе рассказывали, почему наши две луны такие разные — одна круглая, а другая продолговатая. На месте продолговатой было две луны, а всего их было три. Две из них были очень близки друг к другу, и соединились, образовав одно ночное светило. Я никак не могу понять как это можно определить? Разве кто-нибудь видел эти две луны? — Видел! Наш командир. Тогда на Зейле произошли страшные потрясения. Но это было очень давно — три тысячи лет назад. — Как же он мог видеть это? На видеозаписи? — Нет! Он видел это сам! — Сколько же ему лет? — Больше трёх тысяч! — Не думала, что ты такой злой шутник. Не надо так со мной разговаривать! — Видишь ли, Ойла, в мире есть основной закон — закон относительности. Он ограничивает скорость передвижения между звездами скоростью распространения света. Но для тех, кто достигнет подобной скорости, время как бы останавливается. И основное время межзвездного полета складывается из времени разгона, времени торможения (по два раза) и собственно времени полета со скоростью света. А оно может длиться тысячи и тысячи световых лет. — Это страшно! — прошептала она, представив тех, кто провожал своих близких в такой полет. — Почему ты сказала, что тебе страшно? — Потому, что ещё недавно я хотела, чтобы ты совершил свой подвиг зрелости, а теперь этого не хочу. — Как же так! Это цель моей жизни! — Я не хочу быть на твоих похоронах, ведь когда ты со своими лётчиками и загадочным командиром вернётесь, обо мне даже воспоминаний не останется. — Ты хочешь, чтобы я отказался от подобного полёта? — Нет. Я этого не хочу, — с чисто женской непоследовательностью ответила она. — Как же быть, — смущённый этой нелогичностью, спросил он. — Значит, выхода нет? — Нет, есть, — с загадочной улыбкой произнесла она, — ведь вашей команде нужен врач? — Конечно, — ответил он. — Вот я и полечу с тобой. — Да, но ведь нужно очень много знать помимо того, что известно врачу! — Но я успею всё познать, ведь ваш звездолёт только ещё строится на орбите Зейлы. — Но ведь уже есть претендент на место врача, и он готовиться к совершению подвига зрелости! — Вот я и попрошу его совершить подвиг зрелости, который будет отказом, от своих притязаний в мою пользу. Ведь он же человек с Зейлы, и у него, как и у нас, цель — служение другим. Зачем и куда летит ваш звездолёт, и почему им будет управлять человек, неизмеримо давно побывавшей в такой экспедиции? — Видишь ли, Ойла, атомы любого вещества неотличимы друг от друга, где бы они ни находились. Так же и во вселенной. Требовалось доказать, что где-то есть ещё одна такая же Зейла, и на ней существуют такие же как и мы люди. И наш командир, известный звездовед, привёл звёздный корабль к такому же космическому атому, в котором находится и Зейла. Планета эта во всём похожа. У них всё общее — такой же год, такая же скорость вращения вокруг светила и собственной оси. Но лишь время на ней намного отстало от нашего, человеческая цивилизация там была ещё в зародыше, и наш командир мог выполнить основную задачу, которая стоит перед каждым зейлянином — оказать помощь тамошним людям. И он помог. — В чём же? — Он научил их письменности, орошаемому земледелию, математике, градостроительству, оседлой жизни. Способствовал переходу той части человечества, с которой общался, на другой уровень цивилизации. — Зачем же он снова летит туда? Он не всё сделал? — Нет. Он говорит, что нашёл там, на Земле, так называется та планета, волшебный край. И тот, кто хоть раз там побывал, будет всегда стремиться туда. — Как интересно! Какой, должно быть, удивительный человек, этот ваш, или наш командир. Глава седьмая. Одиночество Для человека нет ничего страшнее одиночества. Романтическая новелла о первой любви сменилась инженерным представлением Фантаста о том, что было сделано в другом звёздном мире. Звездолет был огромным. Правда, таким он казался лишь двенадцати членам его экипажа. Но по сравнению со светилами и планетами, мимо которых пролетало гигантское искусственное сооружение, оно было лишь ничтожной пылинкой. Из-за своих размеров, опуститься на поверхность планеты корабль не мог. Слишком велики были исполинские крылья-воронки. В межзвёздной пустоте они захватывали космический водород, содержащийся там по одному атому в каждом кубическом сантиметре. А при движении с субсветовой скоростью в них попадало столько атомов, что при температуре, близкой к абсолютному нулю, они становились жидким водородом, стекавшим в термоядерное устройство, где превращались в гелий и дейтерий с выделением огромной энергии, и выбросом их массы в реактивном движении. Командир Оаанн созвал весь экипаж в каюте сбора и обратился к нему: — Я мучительно думал всё последнее время полёта: кто должен остаться на звездолёте, чтобы предотвратить его опасный переход на более низкую орбиту и падение на Землю. И пришёл к заключению, что этим одиноким стражем в околоземном космосе должен быть я. А на Землю, с «Миссией Разума» на малом корабле отправиться одиннадцать членов экипажа, во главе с тобой, Эльд. — Но командир! Вы полетели в этот рейс, чтобы вновь побывать на Земле, — восстал Эльд. — Я протестую! — прерывающимся голосом вмешалась Ойла. — Не считайте это бунтом, но я не могу выполнить ваш приказ, — и она с горечью умолкла. — Но милая Ойла, какой же это бунт, если сквозь слёзы? Что заставляет тебя противиться, ведь вы скоро вернётесь! — Дело не в нас, командир, хотя слёзы душат меня. — Что заставляет тебя противиться выполнению долга звездолётчика? — Вы, командир, хотите остаться в звездолете один в то время, как только я, ваш врач, знаю, в каком вы состоянии. Пока неведомо, как влияет на организм передвижение с субсветовой скоростью. Вы накануне мгновенного старения, по существу, вам больше трёх с половиной тысяч лет и я не имею права оставить так стареющего человека здесь одного. Вам удалось скрывать это ото всех, но не от меня. Поэтому, скорректируйте свой приказ. Пусть на Землю отправятся десять звездолетчиков, а я, как ваш врач, буду здесь с вами ждать возвращения наших соратников. Слова Ойлы потрясли всех членов команды, а больше всего Эльда, в его новом назначении: — Я не могу силой своей власти запретить Ойле выполнить свой долг, тебя же, командир, обязан упрекнуть, что ты не признался в своем недомогании всем нам раньше. * * * Маленький корабль готов был отойти от звездолета, с которым вместе вращался, создавая центробежной силой искусственное тяготение. Перед тем, как отделиться от него и перейти на траекторию снижения, члены отряда Эльда прощались. Оаанн отвел Эльда в сторону и тихо, без передачи мыслей всем отлетающим, сказал: — Неизвестно, что ждет вас, или нас, остающихся здесь. Но ты должен знать, что в магнитном поле редкоземельного хранилища находится запас антивещества, энергии которого достаточно для вашего возвращения на Зейлу. Такого ещё никто не делал. Этот эксперимент проведёшь ты, если звездолёта не будет на месте. Что невероятно. — И звездонавты обнялись. Другим было прощание Эльда с Ойлой. Она не бросилась ему на шею, а только шестые пальчики-мизинчики их рук, как в первую встречу, нашли друг друга и крепко сжались. После отлёта малого корабля непрестанно наблюдавшая за планетой Ойла тщетно ждала условного светового сигнала. Ей не привелось увидеть взрыв небывалой силы в Тунгусской тайге который произошел на невидимой с звездолёта части планеты. Ойла лишь отметила появление самосветящихся серебристых облаков. Вместе с Оаанном они тщетно пытались найти хотя бы намек на то, что произошло с кораблём. * * * Все силы Ойла отдавала больному командиру, для которого потеря малого корабля была непоправимым ударом. Он утешал её, а главное — учил и передавал свои знания: — Если мне когда-то удалось за короткий срок помочь полудиким скотоводам-шумерам построить города, то и современным землянам под руководством наших посланцев, несомненно катапультировавшихся перед гибелью корабля, удастся построить космолёт, чтобы вернулись к нам. — И мизинчики встретятся снова… — Какие мизинчики? — удивился командир. — Наши с Эльдом. — Ах да, — произнёс Оаанн, и затих, и больше уже не оживлялся, умирая у неё на руках. Настал день, когда командира корабля не стало. Но Ойле предстояло преодолеть самою себя, доставить тело командира к капсуле, которая и вынесла его в самостоятельный космический полёт, и она осталась одна на звездолете, и всё ещё ждала, ждала, ждала. Впереди был только ужас полного одиночества. Расставшись с любимым командиром, Ойла почувствовала необычайную тяжесть, словно гигантское искусственное сооружение в космосе свалилось на её плечи — исполинское колесо, ободом которого была свернутая по окружности труба. Эта труба служа центральным коридором, бесконечным, по которому можно было идти вечно. И это представление пробудило в звездолётчице ощущение, что она одна во всей вселенной. Это было ужасно. Но она сама опровергла себя. Как можно вообразить одиночество во Вселенной, если на планете, вокруг которой она летает, живут миллиарды разумных существ? Она не одна, она с ними. И ей предстоит продолжить начатую Эльдом миссию оказания помощи менее развитой цивилизации. Чтобы поддерживать свою физическую форму, она сделала для себя обязательным ежедневно преодолевать по бесконечному коридору большую дюжину шагов, до полой «спицы», соединявшей «обод» исполинского колеса с его «втулкой». Не пользуясь лифтами внутри «спицы» она подниматься рядом, по «пожарной» лестнице, с каждой ступенькой ощущая потерю веса, пока не оказывалась во «втулке», где царила невесомость. Отсюда легче было наблюдать по приборам за поверхностью планеты. Там она изучила место произошедшего взрыва из-за аннигиляции антивещества, соприкоснувшегося с веществом. Вот почему не могли все экспедиции в тунгусскую тайгу прийти к однозначному выводу, что за взрыв произошел в этом месте на Земле. Первоначальное предположение об атомном взрыве не подтверждалось слабой радиоактивностью. Но картина разрушений была схожа с несчастными японскими городами, варварски уничтоженными американскими атомными бомбами. Но это не могло занять всего времени, какое находилась Ойла в своем в «космическом заключении». С чисто женской аккуратностью она стремилась поддерживать чистоту всех помещений. И столкнулась с парадоксом, что ей нечего убирать. Внутренность звездолета была стерильно чиста. Не было ни пыли, ни каких либо живых существ. Дорого бы она дала, если бы обнаружила мышь или крысу. Они бы подружились. Но она была одинока, в металлических стенах гигантского сооружения. «Заключённая» перечитала всю библиотеку, захваченную с собой на годы полета звездонавтами, ведь она находилась там уже не годы, а десятилетия. И чувство одиночества не притуплялось, а, напротив, возрастало. Ойла пыталась переводить звездолет на более высокую орбиту, но оказалось, что ее знаний, а главное, практического умения, несмотря на старания умирающего Оаанна, недостаточно. Единственное, что поддерживало в ней жизнь, была надежда, которая умирает последней. Она живо представляла себе, как Эльд и его спутники обучают земных разумян всей той технологии, которая нужна для построения космического корабля. Ведь для этого нужны годы и годы, даже десятилетия. Бывало, когда она хотела покончить с собой. Каждый раз её останавливало сознания того, что оставлять без присмотра огромное сооружение, неотвратимо «скользящее» к Земле, нельзя. И воспитанная с сознанием того, что долг каждого живущего помогать другим, она пересиливала себя, хотя у всего сущего есть начало и конец. Эту дату ещё до своей кончины назвал Оаанн — сорок лет. И спустя сорок семь лет после отлета Эльда и взрыва в северном дремучем лесу наступал момент, когда по завещанию Оаанна она должна была перейти в новую фазу своего существования в космосе. Ойла должна была сама опуститься на поверхность планеты чтобы доступными ей средствами помогать там людям. Возможно, врачи на Земле не знают тех методов лечения, какими обладает Ойла, главными из которых был гипноз, заменяющий анестезию и снимающий причины многих заболеваний и бескровные операции, одна из которых проделанная на Зейле, дала ей диплом врача и доступ на улетающий звездолет. Глава восьмая. Завершение Не всем мечтам дано сбываться И встречам всем не состояться Ойла с ужасом заметила, что звездолет теряет высоту, приближаясь к более плотным слоям атмосферы, идя к катастрофе, о которой было страшно и подумать. Оставалось одно — разрушить гигантское сооружение, чтобы оно распалось на более мелкие куски, которые способны сгореть в плотных слоях атмосферы. Но чем и как уничтожить звездный корабль, ведь он находится в вакууме, пустоте, а любое взрывчатое устройство передает свою силу через окружающую среду. Но Оаанн своевременно сказал своей ученице, что обычное взрывчатое вещество в межзвездном пространстве более эффективно может быть заменено антивеществом, соединение которого с веществом вызовет зону нагрева в сотни миллионов градусов. Тогда конструкция звездолета будет расплавлена, распавшись на безопасные для Земли части. Ойла знала, где находится этот запас антивещества, которое погубило ее Эльда, но теперь должно было спасти множество человеческих жизней. Сама же она была обязана, как внушил ей Оаанн, заблаговременно выйти из зоны такого нагрева и опуститься на поверхность Земли. Для этого предстояло лечь в такую же капсулу, которая заключила тело командира, укрепить ее на планерном устройстве с тем, чтобы с помощью крыльев планера постепенно менять орбиту и снижать скорость от трения о воздух. Звездолётчица не знала, так же как и Оаанн, что такой способ приземления был назван первым в мечтах основоположника земной космонавтики Константина Циолковского. Но ей предстояло на деле показать, что прозорливый ученый была прав. И наступил час расставания со звездным домом. Планер с капсулой ждал ее. Капсула была наполнена темной жидкостью, а Ойла одета в скафандр, напоминающий рыбью чешую. Это предназначалось прежде всего для смягчения ускорений торможения и окончательной потери скорости при приземлении. Но куда ей приземлиться? Как найти такую площадку, где появление космического планера не вызвало бы осложнений? Оаанн во время своего первого посещения Земли опустил свои капсулы в воду. Почему бы не поступить так же? Вот почему шумеры в клинописных записях повествуют, что пришелец вышел на берег из моря и покрыт был рыбьей чешуей. Ойла поступила так же, как командир. Отлет от звездолета происходил по разумно развернутому сценарию. Но она не думала от этом, забираясь в капсулу, перед этим подготовив все для взрыва антивещества. Использование радио исключалось, и пришлось воспользоваться доисторическим методом с применением часового механизма. Она благополучно отделилась от звездолета, где этот часовой механизм отсчитывал часы и минуты до взрыва, который и произошел пятнадцатого декабря 1955 года по земному летоисчислению. Ойла лишь видела из своей капсулы, отлетев уже на значительное расстояние, как на месте шедевра разума в космосе возникло новое солнце. Это была та самая вспышка сверхновой, которую наблюдал из обсерватории Джеймса Уоллера молодой астроном Чарльз Гоббс. Планер Ойлы делал оборот за оборотом вокруг планеты, пока постепенно, вместе с капсулой, теряя скорость и, опускаясь все ниже не нырнул в Тихий океан, принятыйе там наблюдателями за испытания крылатой ракеты. Капсула автоматически отделилась от идущего на дно планерного устройства и всплыла наверх. Где и была замечена моряками шхуны, шедшей под филиппинским флагом, откуда и началась новая часть жизни звездной пришелицы на другой планете. * * * Но пришельцы были и кроме неё, о чём пришлось задуматься Фантасту. По возвращении в Москву, он достал из своего архива давно сделанную запись: «Близ военной базы США «Корнуэлл» в Штате Нью-Мексико, тридцать девять лет спустя после Тунгусского взрыва — в тысяча девятьсот сорок седьмом году, разбился, или был сбит космолёт совсем другой конструкции, в обиходе прозванный «летающей тарелкой». Существует множество фотографий и чудом снятый документальный фильм, показывающий, что у всех четырёх погибших звездолётчиков были шестые пальчики-мизинчики. В газетах промелькнуло сообщение о том, что на всех телах не обнаружены детородные органы, и, очевидно, цивилизация шестипалых развивалась другим путём чем человеческая. Они напоминали «рабочих» пчел или «муравьёв», приспособленных лишь для работы, а не для размножения. Но никто не упомянул, что речь может идти о биороботах, сходящих с конвейера, а не из колыбели. Возможно, разумяне Зейлы отправили экспедицию биороботов на корабле другой конструкции вслед за звездолётом Оаанна». Но главное, на столе Фантаста лежала подаренная ему индейским вождём невесомая планка, с шестипалым углублением малорослого пилота. Такого металла не знает земная технология. А шестипалость погибших космитов говорит о том, что они с Ойлой — однотипны. Учёные ломали себе головы над тем, как этот и подобный ему корабли, в просторечии — «летающие тарелки», могли менять направление движения под острым углом, зависать недвижно в воздухе и мгновенно набирать огромную скорость, словно не имели массы. И лишь директор саратовского филиала Института энергетической инверсии, Виктор Иванович Бровков высказал предположение, что аппараты, действительно не имели массы, пологая, что материальный вакуум состоящий из вещества и антивещества находится в постоянной вибрации. Частички кванта вакуума, скажем, водород — антиводород, из-за несоответствия фаз вращения вокруг ядер электрон-позитронов не допускают для таких соединений аннигиляции — полного уничтожения. И вакуум представляет собой среду колебания огромных энергий. При вторжении в вакуум постороннего тела оно испытывает силовое взаимодействие с ним. Это силовое взаимодействие — один из сомножителей входящей массы. Но если вторгшееся тело само вибрирует с той же частотой, что и вакуум, то силового взаимодействия не будет. Зубец как бы точно входит во впадину. Если один из сомножителей определяющий массу равен нулю, происходит «обнуление масс», а так же исчезновение веса. Это открывает необъятные возможности во Вселенной. Всего этого Ойла, конечно, не знала. И Фантаст решился на новое свидание с ней, срочно собравшись на Филиппины. * * * В самолёте, летя над Тихим Океаном, над неоглядным простором вод, Фантаст вспоминал последнюю беседу с Ойлой: — Я не жалею об утраченной молодости. Жалею только лишь о том, что мы не смогли сделать ничего для общего дела, ради которого и полетели в космос. Эльд, не сделавший ни шага на достигнутой планете, Оаанн, не успевший опуститься на неё… Я, в своей беспомощности не сумевшая заменить их. — Вы не правы, Ойла, ваш вклад в дело помощи нам, полудиким землянам, огромен. Вы помогли довести звездолёт до цели, вы поддерживали тлеющую жизнь командира, который ещё в прошлый рейс, один поднял цивилизацию диких шумеров. А вы, Ойла, вы! Кто предотвратил падение звездолёта на Землю, кто самоотверженно, в одиночку, спускался на чужую планету, кто спасал больных невероятными для землян бескровными операциями, когда вы шли к пациенту не с остриём ножа, а с душевной чистотой, позволявшей вам творить чудеса, не нанося людям ран. — Да разве можно ровнять медицинскую помощь десяткам людей с той огромной громадой знаний, которую обрушил Оаанн на Шумеров? — Казалось бы, человечество прошло гигантский путь, но если судить строго, то само осталось полудиким. — Что заставляет вас делать такой мрачный вывод? — Судите сами, к каким последствиям для тех же Шумеров привели обретённые знания. В построенных городах они не удержались от войны между ними. И войны — проклятие современности — как бы они ни были высоки в своём техническом развитии. А ваша помощь, Ойла, в борьбе с недугами человека. Если она даст свои плоды и разовьётся, то счастливее людей сделали вы, а не Оаанн, хотя подвиг его бесценен. — Конечно, вы правы. Высшее развитие культуры и цивилизации, это гуманизм и отказ от звериного наследия прошлого. — Я не имею права говорить от имени всего человечества, но хочу сердечно поблагодарить вас, которая дала здоровье больным и высокую нравственность тем, кто их лечит. Теперь, только от нас самих будет зависеть пережить ту зловещую мрачность, которая ещё живёт в сердцах людей. И ваш вклад в цивилизацию землян неоценим. — Думаю, что вы преувеличиваете моё значение, но мне было бы приятно поверить вам. Буду рада ещё раз увидеть вас. Он поцеловал её шестипалую ручку, и они расстались. Теперь он рассчитывал увидеть её вновь. Стоя на палубе шхуны, шедшей к рыболовецкой гавани островка обсерватории Уоллера, Фантаст издали заметил необычайное оживление на берегу. Множество мужчин и женщин были заняты каким-то странным делом, суть которого Фантаст понял лишь сойдя на берег. Филиппинцы сплетали исполинский венок из бесчисленных цветов, привезённых со всех островов. Венок занимал огромную площадь от посёлка до подъёма дороги в гору, к обсерватории. Там, из виллиса, навстречу приехавшему поднялись два астронома — Чарльз Гоббс и Джеймс Уоллер. — Где Ойла? И что это значит? — после приветствий спросил Фантаст. — Конец — делу венец, — заметил Чарльз Гоббс. Подбежала филиппинка, уборщица обсерватории: — Её взяли на небо, нашу любимицу. Она с неба пришла, на небо и ушла. — Что это значит, — спросил профессора Уоллера Фантаст. — Последние несколько ночей в этом месте появлялся один и тот же неопознанный летающий объект. Надо думать, он прилетал за ней. А это — показал он на исполинский венок — благодарность простых людей небесной гостье. КОНЕЦ