Шхуна под филиппинским флагом, с маленьким шкипером-японцем на мостике снова шла к рыболовецкому порту филиппинского островка, арендованного Великобританией для высокогорной обсерватории. Триста ясных дней и ночей в году — мечта всех астрономов.

От посёлка и порта в гору вела крутая дорога. За ней, на противоположной стороне горы проглядывали заросли девственного леса. Джунгли, где по ночам блуждали злые огоньки, раздавалось рычание, крик настигнутой жертвы и начинался другой, первобытный мир. А над ним, на вершине горы, стояла обсерватория, где отважные астрономы заглядывали в неизмеримые дали пространства.

По этой дороге, Гоббс отвёз двух лондонских врачей вниз в порт, спешно вызванных им, из-за недомогания профессора Уоллера. Но, обследовав пациента, они ничего не сказали, и теперь всю дорогу ехали с озабоченными лицами. Только в порту, старший из них, профессор Корк сказал:

— Мы не хотели мешать вам в пути — вы были за рулём. А в обсерватории мы не говорили из-за этой женщины-уборщицы, владеющей английским языком, постоянно бывшей рядом. Надеюсь, вы поняли бы нас, если бы мы сказали, что мистеру Уоллеру грозит звезда самого страшного созвездия (название в русской транскрипции), но только здесь решаемся это сделать.

— Значит, речь идёт о созвездии Рака? — догадался Гоббс.

— Да. У профессора Уоллера злокачественная опухоль желудка, которую вместе с его частью нужно немедленно удалить. Я хирург, но здесь нет ни анестезиолога, ни инструментария, ни помощников… Словом, нужна бригада врачей. Я мог бы остаться здесь, однако мой младший коллега не уверен, что его заключения будет достаточно для отправки такой дорогой медицинской экспедиции. Ведь надо оборудовать в обсерватории операционную.

Шхуна подошла к причалу. Гоббс заметил на шхуне школьного товарища профессора Уоллера. Он знал его по фотографиям — известного французского археолога Анри Лота. С присущим французам непринуждённым изяществом, тот легко сбежал по брошенному трапу на берег. Чарльз Гоббс представил учёных друг другу.

— Как здоровье профессора Уоллера, — прежде всего спросил Анри Лот.

— Плохо, очень плохо, — ответил профессор Корк, — нужна срочная операция.

— Я работал в Африке, в Сахаре, заинтересовался находками в Месопотамии, но, узнав, что происходит с Джеймсом, примчался сюда, чтобы поддержать его.

— Мы будем признательны за такую помощь. Но есть ли у вас такое средство?

— Думаю, что наши последние находки, приоткрывающие завесу прошлого, помогут мне.

— Дай-то бог, — пожал руку Лоту профессор Корк.

Уже позже, сидя у постели больного, Анри Лот рассказывал Уоллеру о том, что Сахара, где на плоскогорье Тассили он производил свои археологические раскопки, пять — десять тысяч лет назад была цветущим краем. Ему удалось обнаружить наскальные изображения, которые заставили задуматься о многом.

— Ты знаешь, — продолжал Анри Лот, — я бы не рискнул вести дальше свои исследования, если бы не встретился на английском телевидении с господином Гагариным, первым космонавтом Земли, из России. Я подошёл к нему с переводчиком и спросил: «Мсье Гагарин, вы хотите посмотреть на свою фотографию десятитысячелетней давности?»

Гагарин улыбнулся своей обаятельной, известной всему миру улыбкой, и сказал: «Но я уже видел её!»

— Не может быть! Моя книга вышла лишь незадолго до вашего полёта!

Тогда Гагарин рассказал мне, что к нему ещё в Москве, тоже на телевидении, подошёл известный Фантаст, и поразил его наскальным изображением человека в скафандре десятитысячелетней давности. Он сказал Фантасту:

— Похоже, но не одно и тоже.

— Но так и должно быть, ведь одеяние сделано для одной цели, но в разное время, и видимо, совсем в другом месте.

— Фантаст попросил меня оставить автограф на странице моей книги с этой фотографией. Так что, — закончил космонавт, — мой автограф уже оставлен.

— Но это, надеюсь, не помешает вам, оставить автограф и в книге её автора. — И тот, вновь улыбнувшись, охотно написал вот здесь русскими буквами. «Гагарин». Без всяких завитушек. Вот посмотри, Джеймс, на один из двух автографов в моей книге, оставленных современным героем Земли.

— Но так же и на изображение его многотысячелетнего предшественника. Это действительно напоминает водолазный костюм. Но зачем водолазу ходить по земле в своём одеянии и позировать древнему художнику? Спасибо тебе, Анри, ты знал, чем заинтересовать меня.

И Уоллер вернул книгу французскому другу.

— Мне стоило больших трудов сделать этот снимок, потому что изображение проступает только когда оно смочено водой, а её приходилось возить издалека. Размером оно больше двух метров, и, несмотря на свою примитивность, оставляет ощущение могучей неведомой силы. И моя книга стала для меня реликвией, я всюду вожу её с собой.

Джеймс снова взял книгу, оживился, и с интересом рассматривал изображение человека в одежде ниспадавшей складками, в непроницаемом шлеме сидящем на складчатом воротнике, с чётко выраженными глазами.