— У нас был прекрасный учитель.

— Кто? Может и мне взять пару уроков?

— Вряд ли вы ей понравитесь. Хотя… она умеет удивлять.

— Вы меня заинтриговали.

— Это не важно. Мы ведь не о дружбе говорили.

— Не о дружбе. Но мне интересно, насколько ваша дружба крепка. Принесите мне голову раба и я отпущу вашу женщину. И даже могу пойти на помилование ваших друзей. Что скажете? Одна жизнь за жизни стольких ваших друзей. Это ведь такая малость, не находите?

— Вы бредите.

— Может быть. Но мне ничего не стоит обвинить вашу женщину в покушении на мою жизнь. А это суд и эшафот. Без вариантов.

Он знал. Мог бы убить его прямо здесь и сейчас. С той силой, которая у него до сих пор осталась, мог бы легко переломать позвонки, скрутить голову, как куренку, да и охрана за дверью бы не помешала. Только не поможет это. Гад обезопасил себя. Слишком многие видели и слышали об ее аресте. И только публичное оправдание из уст самого короля могло ее обезопасить. Был еще один способ. Она могла сбежать. Вот только Майка и Артура это не спасет, да и он мало чем поможет, если окажется рядом с друзьями, обвиненный уже в убийстве короля. Ситуация плохая, но не безнадежная. Нужно только подумать. Вот только времени на раздумья Лестар давать был не намерен.

— Предложение действует только здесь и сейчас. Выйдете за дверь, Жанна отправится за решетку, а ваши друзья не встретят рассвет.

Как же чесались руки. Но сдержался. Не время и не место.

— Хорошо. Я найду ее.

— Не так быстро. Я хочу клятву на крови. На убийство.

Тварь. Все продумал. И выбора не оставил.

— Я думал, вы захотите сделать это сами.

— И потерять ее? Я не сумасшедший.

— Я могу рассказать.

— Клятва, — усмехнулся король, — Я все предусмотрел. Исполните клятву. Получите семью.

— Когда-нибудь она узнает. И вы правы. Не простит.

— Я готов рискнуть. К тому же… если раб умрет, я останусь единственным. А это уже другое дело. Так что? Вы готовы принять решение?

Жанна два часа отмокала в ванне, не реагируя ни на какие внешние раздражители. Даже к сыну не рискнула идти в том виде, в котором пребывала. Боялась заразить ребенка даже запахом несвободы. Хотя ей смертельно хотелось увидеть его, обнять, почувствовать хоть что-то, кроме отвращения.

Не заметила, как уснула. Просто разморило от теплой воды, от запаха ароматических масел, от того удовольствия, в котором пребывала. А когда очнулась, почувствовала чье-то присутствие в комнате. Удивилась, повернула голову и посмотрела на кровать. Он спал прямо в одежде. Встала, накинула халат, даже вытираться не стала. Как же она не заметила раньше эти круги под глазами, эту трехдневную щетину, взъерошенные волосы, такие же седые и мягкие на ощупь. Не хотелось будить, но прикоснуться, просто чтобы проверить. Она не смогла удержаться. Погладила скулы кончиками пальцев, откинула прядь со лба и заглянула в глаза, совершенно ясные и осмысленные. Хотела встать, уйти, оттолкнуть, впрочем, он ничего и не делал, просто смотрел. Она попала в плен этих глаз и пропала. Сама не заметила, как поцеловала. И как же легко, с каким стоном он откликнулся на ласку. А потом, как-то незаметно она оказалась под ним, и халат распахнулся, но он уже и так видел достаточно. И чувствовал, и трогал, и ласкал. Все как раньше. И любовь с примесью горечи разлуки и боли, которая сжигала обоих. Сейчас они забыли обо всем этом. Пусть на одну ночь, всего мгновение по сравнению с целой жизнью, но для них это мгновение было всем, пусть и на одну ночь.

Они так и не поговорили. И она в очередной раз наблюдала, как он уходит неизвестно куда. Хотя нет, она знала. Искать Милу. Недаром все слуги шептались, о том, какую честь король оказал чужеземцу. Принимал в своих собственных покоях.

А ей было тошно от всего этого.

— Я должен найти ее, — сказал он и попытался коснуться. Отстранилась, закрылась, стала чужой, — Прости.

— Если ты уйдешь сейчас, можешь не возвращаться.

Жестокие, злые слова, но он заслужил. И они оба это знали.

— Я люблю тебя. Всегда любил. Всегда буду любить. Жаль, не говорил раньше. И жаль, что не могу обещать, что это последний мой уход. Пойму, если не примешь. Смирюсь, возможно.

— И я не буду ждать, — солгала она. И они оба это тоже знали.

Поцеловал. Долго смотрел на нее, словно запоминал. Если бы не была так разбита сейчас, насторожилась, зацепилась за это странное проявление чувств и раскрутила клубок, но… слишком больно было для рационального мышления, слишком тяжело. Все слишком.

А потом долго смотрела на закрытую дверь и разрыдалась только тогда, когда увидела кольцо на столике в маленькой бархатной коробочке. Ну почему же он его не подарил? Почему не спросил? А ответила бы она?

Конечно, да. Всегда отвечала только «да» на все его вопросы. Вот такая она влюбленная дура. И даже материнство умнее не сделало. И снова будет ждать, сама не зная — почему и зачем. Хотя нет, знала. Потому что любит. А любовь, как известно, логике и разуму не поддается в силу своей иррациональности. Что ж… Надо вставать. Брать себя в руки, собирать осколки разбитого сердца, в который раз уже, и идти к сыну. А потом думать, как выбираться из этой передряги, и как выпутаться из нее друзьям. А об остальном, как она надеялась, позаботится Тор. Потому что в том путешествии, которое ему предстоит, от Зака даже имени не останется.