Шрифт:
— Достовалов? Один? — послышался окрик.
— Прихватил дружка за компанию. Интерес имею вплотную с ним потолковать: какая же гнида против нас ворожит?
— Дерзко! Смело!
— Как умеем, Пахолков. Для себя стараемся.
— Почему меня не поставили в известность? — упрекнул Викентий Пудиевич. — Ум хорошо, а два лучше.
— Хуже! — отрезал Достовалов. — Чую, что и так мне за самоуправство нагорит.
— А чего твой дружок, Григорий, мычит непутево? — подал голос Овдокша.
— Рот онучей заткнут — не песни запоешь, — почему-то обиделся отец.
У солдат пережитое напряжение разрешилось громким говором:
— Ловко, братцы, мы их благородье-то обработали!
— Костромские, чай! Против своих не идем!
Один солдат спросил крикливо:
— А причтется нам? Жизнью рисковали!
Отец вел лошадь под уздцы, отозвался ему:
— Советская власть не забудет.
Тимоха семенил впереди, указывая дорогу.
— В балаганах пускай обсушатся, — вполголоса наставлял его отец. — Передохните часок-другой и не мешкайте, выступайте к Темной Рамени. На тропу их выведешь — и назад, сами дальше найдут дорогу.
— А барин-то шибко легко достался, — сказал Тимоха.
— Расчет, Петрович! Неделю готовились. Так и этак прикидывали, не по часам — по минутам. Да и погода способствует.
Ворчал недовольный солдат:
— Не забудут они… Вон из деревни писали: продотряд из амбара зерно выкачал, на еду и семена крохи остались…
Лошадь дернула и заржала. К тракту вышли неожиданно быстро, а там двигался кавалерийский разъезд.
Солдаты сгрудились в тревоге. Клацнули затворы винтовок. Завозился в телеге пленник. Овдокша подскочил, грозя сдавленным шепотом:
— Ну, ты, пикни только!
— Тихо! Я тебе дам… Размахался! — встал ему наперерез отец, собой заслонил пленника. — Мне его шкура сейчас своей жизни дороже.
И бросил на телегу шинель.
Шумом ненастья заходился лес. Верховые, ничего не подозревая, проехали шагом.
— Ну; товарищи, — сказал Достовалов солдатам, — теперь разделимся. До встречи. За службу — спасибо.
С каждым он простился за руку:
— До встречи. Авось свидимся. Добро вы нам помогли.
По тракту телега проехала с полверсты и свернула в сторону, в лес, едва нашелся удобный съезд.
— В самом деле, глянем, что с гостем дорогим, — проговорил Достовалов. — Застыл я без шинели.
Первое, что вырвал из тьмы луч карманного трофейного фонарика, были глаза Высоковского и рукоять ножа. Остекленевшие, мертвые глаза и рукоять ножа в горле.
— То-то непутево он мычал! — утирался рукавом Овдокша.
Викентий Пудиевич стянул с головы кожаную фуражку:
— Погано кончил. Женя.
Дождь поливал, ветер, налетая порывами, гнул деревья. Буря разыгралась в глухомани безлюдной.
Опустив руки, горбился Достовалов. Пучилась на спине гимнастерка.
— У кого есть огонек? Покурить смерть охота.
— Разреши, Григорий Иванович, — взволнованно сказал Пахолков. — Я солдат верну.
— Э-э… Ищи ветра в поле! — махнул отец рукой. Тимоха ведь их увел!
Глава XIII
«…Это есть наш последний…»
Вытирая ладони ветошью, Виноградов поднялся с механиком из машинного отделения:
— Твое заключение, Анисим Иванович?
Понимает толк в судовых двигателях товарищ Павлин: начинал трудовой путь в Питере на Семянниковском судостроительном заводе; и оружейник он ровню поискать, так как работал на Сестрорецком оружейном заводе. А не выставляется: «Твое заключение, Анисим Иванович?»
Надорвался буксир, нуждается в ремонте. Ставят буксир на прикол, а меня списывают на берег.
Дома по хозяйству был парнишка большаком. Пахал, сеял, сено косил и мешки на себе носил. Люди уважали, за руку здоровались: «Мое почтение». Ладно, пусть не мужик, пусть половина мужика… Э, то-то и оно, что половина! Опять я не волок наравне со взрослыми, поэтому околачиваться придется на берегу. В охрану складов поставят, наверное. Тоже служба. Говорят, и в тылах жить можно.
Леля вынесла Игорька, закутанного в одеяло. У Павлина Федоровича в руке саквояж с семейными пожитками. Поднятый тент штабной брички, подогнанной к трапу, барабанило дождем.
— Не вешай нос, юнга, — потрепал Павлин Федорович по плечу. — Сколько тебе суждено впереди боев… Попомни, братушка, мое слово!
Тонут в грязи деревянные халупы, нахлобучив промокшие крыши. Теряются во мгле затяжного ненастья склады, протянувшиеся версты на три в несколько рядов бревенчатых амбаров. Снаряды, взрывчатка в складах. Миллионы пудов.