Хоть лицо ее и скрывалось в тени, Иван мгновенно определил это существо именно как девушку. Ибо он не знал другой категории людей, у которой возможно гармоничное сочетание столь неудобной позы со столь грациозным покоем, столь тонких запястий с густым и столь намеренно-белоснежным мехом коротких волос.

«Опять блондинка... Вот она — провинция! В магазине была Мэрилин Монро, ну а здесь кто будет — Шэрон Стоун?»

Она явно не слышала шуршания пакетов и пока не замечала гостей. Она вообще ничего вокруг не замечала, поглощенная книгой, уютно пристроенной на животе. Добела вытертые, потрепанные джинсы подчеркивали изящество загорелых босых ступней. Одна ножка ритмично покачивалась, весело мелькал шокирующе-красный глянец лака на ногтях, на высоком подъеме голубел рельефный рисунок вен...

Короче, она уже начинала ему нравиться, когда, уловив, наконец, в комнате присутствие посторонних, обернулась в сторону двери. И тут яркий луч послеполуденного сентябрьского солнца мягким прожектором осветил ее волосы. Они засияли тем блеском, каким могут блестеть только волосы современной девушки — гелевым, восковым, лаковым, бальзамным, кондиционерным и черт знает каким еще...

«Да простит Господь моих свято верящих рекламе современниц!»

Несколько секунд девушка, пристально прищурившись и подавшись вперед, молча смотрела на Ивана. Но вот ее глаза проснулись, а сонные стены комнаты с готовностью завибрировали, отражая неожиданно бодрый, звонкий возглас:

— Ваня?!

Наверное, он слишком залюбовался ею и не успел даже толком удивиться тому, что она знает, как его зовут, в то время как сам уже произносил приятно-тягучее, рокочущее слово:

— Варвара...

Откуда-то выплыло это имя, моментально увязав в несколько растрепанном сознании и эту комнату, и сладко-свежий запах лестницы, и удивляющее его самого, все более явственное ощущение счастья.

— Варвара! — опять сказал он.

Ибо узнал девушку, отложившую ради него книгу.

Он узнал ее, хоть это было и непросто: мало того что он почти не помнил ее лица — такого, каким оно было раньше... А если бы и помнил — что с того? Сейчас она была совсем другой — ведь целая жизнь прошла с тех пор, как они виделись последний раз. Да это было и не важно, хотя бы потому, что смотрел он на нее против солнца и все равно не видел ничего, кроме контура тонкой фигурки да слепящего отблеска волос. Но он все-таки узнал ее. Может быть, по голосу, по той забытой интонации, с которой она произнесла его имя... А еще потому, что просто не могла она быть никем иным, кроме как Варей — хозяйской племянницей, маленькой девочкой с взрослым именем, составлявшей ему невольную компанию каждое лето такого далекого детства.

— Ванька! Вот это да! Вы письмо получили, да? — протараторила она, вставая и закрывая книгу. — Тетя Клава еще в июне его написала — народу совсем нет, сам понимаешь... Написать написала, а отправила только в августе — все старые адреса выискала, а ваш — ну никак! Все шкафы повытряхивала — потом все-таки нашла, ну и отправила письмо. А от вас ни ответа, ни привета. Да она уж и не ждет — сезон-то заканчивается... Вот удивится!!

Иван был совсем не прочь поздороваться, но при всем желании ему бы это не удалось — во время радостно щебечущего потока не поспевающих друг за другом фраз его успели звонко расцеловать в обе щеки, растрепать и без того растрепанные волосы и гостеприимно подтащить за руку к тому самому допотопному креслу. И он утонул там с удовольствием, не скрывая блаженно-идиотской улыбки, которая, как сахар в чае, медленно и сладко растворялась в его глазах, доверчиво устремленных снизу вверх на Варвару.

Потом она замолчала, и он совсем не удивился ее оторопелому взгляду, метнувшемуся в сторону двери.

Она заметила Мишку. Тот все еще стоял у входа, профессионально прикидываясь ветошью, и наблюдал эту встречу из-за своих темных очков.

Конечно, от неожиданности она испугалась. Что тем более неудивительно, если учесть Мишкин угрожающий вид: неподвижная, поджарая фигура, одет сплошь во все черное — ни ботинки, ни джинсы, ни тонкий пуловер, ни пиратский платок, ни тем более эти очки, черт бы их побрал, никак не могли скрыть угрюмой бледности худощавого лица, усугублявшиеся синевой двухдневной щетины.

— Познакомься, Варь, это мой друг! — Иван поспешил разъяснить ситуацию. — Между прочим, один из самых талантливых актеров и самых отпетых донжуанов столицы...

— Да? После тебя? — Озорным блеском сверкнули светлые глаза Варвары, но тут же искренняя, заинтересованная улыбка ее обратилась к Мишке. — Здравствуйте, я Варвара, — сама представилась она.

Она подошла и вежливо протянула для пожатия руку, над которой тот не преминул преувеличенно галантно склониться.

— О!! — сказала вдруг Варвара.

Это Мишка соизволил, наконец, снять со своего прекрасного носа закрывавшие половину лица очки.

— О!!!

Только и могла сказать она, когда рассыпались по мощным плечам темные кудри, немного примятые стягивавшей их всю дорогу тканью, но от этого не менее роскошные.

— Михаил.

Мягкая приглушенность, которую Мишка при желании умел придавать своему баритону, вкупе с серьезным и задумчивым выражением, которое он умел при необходимости напускать на себя, послужили эффектным дополнением к этюду с поцелуем Варькиной руки.