— Ерунда. Несколько долларов здесь и там.

— Выходит, ты даже тысячи не заработал. Сколько я тебе должен, Мэтт?

— Можешь за кофе заплатить, — махнул я рукой.

— И это все? Ты уверен?

— Все нормально, — ответил я. — И по-прежнему есть шанс, что мне удастся очистить от подозрений Роберта Уильямса. Замолвлю за него словцо, может, и услышу что-нибудь. Как знать.

Никогда не знаешь наверняка. Это точно. Потому как назавтра я вернулся в гостиницу около полуночи. За стойкой дежурил Джейкоб в парах терпингидрата, [29] он сказал, что сообщений для меня нет, зато звонили раз сто.

— Один и тот же тип, — добавил он. — И каждый раз говорил, что перезвонит позже. Ни имени, ни номера не оставил.

Я поднялся к себе в номер, принял душ. Честно говоря, я был даже рад тому, что звонивший не оставил номера, потому как сам я страшно вымотался. Ходил на собрание, потом заглянул в «Пламя» выпить кофе, и разговор там затянулся допоздна. Я решил попросить Джейкоба ни с кем меня не соединять, но не успел подойти к телефону, как тот зазвонил. Я поднял трубку и услышал голос. Казалось, он доносился миль за тридцать отсюда, да еще по грязной разбитой дороге.

— Только не говорите мне, что я наконец дозвонился Мэтью Скаддеру.

— Кто это?

— Вы меня не знаете, Скаддер. Фамилия Стеффенс, как у журналиста, разгребающего грязь. Весь вечер пытался вас застать.

— Я бы вам перезвонил, — отозвался я, — если бы оставили сообщение.

— Да, конечно, но я был за рулем. Редко когда сижу на месте, так что мхом еще не покрылся, решил оставить его северной стороне стволов деревьев. И вот теперь, наконец, припарковался, в месте, которое вам хорошо известно.

— Это где же?

— Да тут, неподалеку, прямо за углом от вас, — ответил он. — Просто подумал, что найду вас здесь, поэтому и заскочил. Но парень за стойкой сказал, что последнее время вы нечасто здесь появляетесь.

Я понял, что за место он имел в виду. Но решил: пусть сам скажет.

— «Салун Джимми Армстронга», — не заставил ждать себя он. — Вот только его хозяин не знает, как правильно писать «салун». Вместо буквы «а» у него звездочка.

«С*лун». В книгах и справочниках до сих пор можно обнаружить закон, бессмысленный юридический обломок, существовавший еще до введения сухого закона, гласивший, что называть заведение салуном незаконно. Он, видимо, был призван как-то умиротворить Антисалунную лигу. И идея заключалась в том, что раз вы не могли запретить человеку держать салун, то можно было заставить его назвать заведение по-другому. Именно поэтому забегаловка Патрика О’Нила, что напротив Линкольн-центра, называлась «Балун [30] О’Нила» — наверное, он уже заказал вывеску, когда кто-то сообщил ему об этом законе, и тогда Патрик решил изменить всего одну букву, и никаких претензий. И нет ничего незаконного в том, что он пишет это слово не совсем правильно.

Джимми работал управляющим в этом самом «Балуне», а потом открыл свое заведение в пяти кварталах ниже по улице и, не мудрствуя лукаво, просто заменил букву «а» звездочкой. Я мог бы рассказать об этом таинственному мистеру Стеффенсу, но думаю, ему и без меня это было прекрасно известно.

— Может, он и неграмотный, — заметил мой собеседник, — зато спиртное у этого сукина сына подают вполне качественное. Тут надо отдать ему должное. Вот только жаль, музыкального автомата у них нет. Так что вряд ли повезет, и Кенни Роджерс, [31] этот милашка, напомнит о себе.

Пьяный, звонит мне поздно ночью. У меня возникло сильное искушение повесить трубку. «Буду помогать каждому, кто пытается стать трезвенником, — как-то сказал мне Джим Фейбер. — В любой день и час. Но только если мне позвонят до того, как напиться. А если говоришь с типом, который уже успел накачаться спиртным под завязку, на него времени у меня нет».

— Люсиль, — произнес он. — Как вам это нравится? Взял имя с потолка, без всякой помощи мистера Кенни Роджерса.

— Боюсь, я вас не совсем понимаю.

— Миссис Бобби Уильямс. Ведь именно ее муженька вы разыскиваете, верно? Так что не поленитесь свернуть за угол, Скаддер, а я буду ждать, когда вы придете и угостите меня выпивкой.

Когда из-за неудавшегося задержания на Вашингтон-Хайтс мне пришлось уйти из полиции, а потом от меня ушла Анита с мальчиками, я снял комнату в Нортвестерн и решил, что эта спартанская обстановка вполне мне подходит. Почти все время проводил в этом районе и стал пить все больше. Вся моя жизнь катилась под откос.

Но настоящим домом комнатушка не стала, я приходил сюда только спать, когда мог добраться, или смотреть в окно, когда заснуть не удавалось. В поисках помещения под офис я однажды завернул за угол и оказался в заведении Джимми Армстронга.

Я провел там уйму времени. Встречался с друзьями, с клиентами, здесь же ел. У меня был свой столик, и здесь я выпил целое море виски — чистоганом или со льдом, а иногда добавлял его в черный кофе.

Иными словами, я был постоянным посетителем Армстронга, знал и других завсегдатаев. Врачи и медсестры из госпиталя Рузвельта, ученый народец из Фордхема, [32] музыканты, чья жизнь сосредоточилась вокруг Джулиарда, Линкольн-центра и Карнеги-холла. Ну и еще самое разношерстное сборище из людей, живших по соседству. И все они пили, но имелись ли среди них алкоголики — не мне судить. Они говорили со мной, когда я хотел поболтать, а если не хотел, оставляли меня в покое, а бармены и официанты следили, чтобы стаканы и рюмки у клиентов заведения не пустовали.