Сонет Серебряного века. Сборник стихов. В 2 томах. Том 1
вернуться

Мартьянова Людмила Михайловна
Шрифт:

1909

В море любви

Сонет

Душа моя оазис голубой.

Бальмонт
Моя душа – эбеновый гобой,И пусть я ниц упал перед кумиром,С тобой, дитя, как с медною трубой,Мы все ж, пойми, разъяты с целым миром.О, будем же скорей одним вампиром,Ты мною будь, я сделаюсь тобой,Чтоб демонов у Яра тешить пиром,Будь ложкой мне, а я тебе губой...Пусть демоны измаялись в холере,Твоя коза с тобою, мой Валерий,А Пантеон раскрыл над нами зонт,Душистый зонт из шапок волькамерий.Постой... Но ложь – гобой, и призрак —горизонт.Нет ничего нигде – один Бальмонт.

Константин Романов

* * *
За день труда, о, ночь, ты мне наградаМой тонет взор в безбрежной вышине,Откуда ты глядишься в душу мнеВсей красотой нетленного наряда.В сиянии твоем – что за услада,И что за мир в отрадной тишине!Я признаю в сердечной глубинеВласть твоего чарующего взгляда.Цари, о ночь, и властвуй надо мной,Чтоб мне забыть о суете земной,Пред тайною твоей изнемогая,И немощным восхитив к небесам,Окрепнувшим верни, о неземная,Меня к земле, заботам и трудам!

Петр Бутурлин

Могила Шевченко

Над степью высится гора-могила.С землею в ней опять слилось земное,И лишь в ее незыблемом покоеПокой нашла измученная сила.Но песнь законы смерти победилаИ страстная, как ветер в южном зное,Векам несет то слово дорогое,Которым прошлое она бодрила.Склони чело, молись, пришлец случайный!Душе легко от радости свободной,Хотя от слез здесь тяжелеют вежды.Кругом – синеющий раздол Украйны,Внизу – спокойный Днепр широководный,Здесь – крест, здесь – знак страданьяи надежды.

5 сентября 1885. Канев

Тайна

Есть в жизни каждой тайная страница,И в каждом сердце скрыто привиденье,И даже праведник, как бы во тьме гробницы,Хранит в душе былое угрызенье.Хоть быстрых лет исчезла вереница,Хоть победило наконец забвеньеИ чувства давние, дела и лицаПоблекли в вихре новых впечатлений —Но все же иногда тот призрак дальний,Неведомым послушный заклинаньям,На миг живой из сердца воскресает;Не грозный, не укорный, лишь печальный,Уже не в силах он карать страданьем,Но как он мстит! Как совесть он пугает!

1887

Пляска смерти

Я видел грозный сон. Не знаю, где я был,Но в бледной темноте тонул я, словно в море;И вот, как ветра вой, как шум от тысяч крыл,Зачался странный гул и рос в немом просторе,—И вмиг вокруг меня какой-то вихорь плыл,Кружился в бешеном чудовищном задоре...То были остовы. Казалось, всех могилВсе кости тут сошлись в одном ужасном сборе!О, этот прах!.. Он жил!..Все ближе и быстрей Меня он обвивал, и дикий, страшный хохотПорывами звенел над звяканьем костей.Вдруг голос прозвучал, как грома резкий грохот:«Пляши, о смерть! Ликуй! Бессмертна только ты!..»И я тонул один в разливе темноты.

1890

Уныние

Бывают дни, когда в душе усталойВсе вымерло, – как в час очарованья,Меж черной ночью и зарею алой,Стихает мир без тьмы и без сиянья.В те дни нет хмеля радости удалой,Печали нет во мне, как нет желанья,И сказкою докучливой и вялойЗвучат уму припевы упованья.О, если б смерть холодными устамиМоих горячих уст тогда коснулась,Отдал бы равнодушно я лобзанье!И даже не жалел бы в миг прощаньяО том, что жизнь моя тянулась,Для всех ненужной, долгими годами.

1890

Отзвуки

Я чувствую, во мне какой-то отзвук спит;Он разуму смешон, как детское мечтанье,Как сказочных времен неясное преданье...А, разуму назло, порою он звучит!Так в раковине звон далеких волн сокрыт:Прилива вечный гул и бури рокотаньеМеж стенок розовых слились в одно шептанье,Но вся стихия там воскресшая шумит.Мы слышим этот шум – нет! этот призракшума! —И в душных комнатах, средь дымных городов,К безбрежью синевы мгновенно мчится дума.Надежды мертвые счастливейших годов,Ваш отзвук никогда средь темных треволненийНе призовет опять лазоревых видений!

1891

Царевич Алексей Петрович в Неаполе

Графу П. И. Капнисту

1К окну он подошел в мучительном сомненье;В руке – письмо от батюшки-царя;Но взор рассеянный стремился в отдаленье,Где тихо теплилась вечерняя заря.Без волн и парусов залив забыл движенье,Серебряным щитом меж синих скал горя,И над Везувием в лиловом отраженье,Как тучка, дым играл отливом янтаря.И Алексей смотрел на мягкий блеск природы,На этот край чудес, где он узнал впервой,Что в мире есть краса, что в жизни есть покой,Спасенье от невзгод и счастие свободы...Взбешен молчанием, Толстой за ним стоялИ губы до крови, томясь, себе кусал.2В невольном, сладком сне забылся Алексей...И вот его опять терзает речь Толстого:«Вернись, вернись со мной! Среди чужих людейПозоришь ты царя, отца тебе родного:Но кара, верь, тебя с наложницей твоейНайдет и здесь. Вернись – и с лаской встретит сноваОн сына блудного. Простит тебе... и ей!В письме державное на то имеешь слово».И пред царевичем знакомый призрак всталКак воплощенный гнев, как мщение живое...Угрозой тайною пророчило былое:«Не может он простить! Не для того он звал!Нещадный, точно смерть, и грозный, как стихия,Он не отец! Он – царь! Он – новая Россия!»3Но сердце жгли глаза великого виденья;Из гордых уст не скорбь родительской мольбы,Казалося, лилась, – гремели в них веленья,Как роковой призыв архангельской трубы.А он, беспомощный, привычный раб судьбы,В те быстрые, последние мгновеньяОн не сумел хотеть – и до конца борьбыБессильно пал, ища минутного забвенья.«Спаси, о господи! помилуй мя, творец!» —Взмолился Алексей, страдальчески вздыхая,Потом проговорил: «Я покорюсь, отец!»И на письмо царя скатилася, сверкая,Горючая слеза... Какой улыбкой злой,Улыбкой палача, торжествовал Толстой!