Мы поужинали, съели так много пиццы, что про торт никто даже думать не может. Кроме меня, наверно. От торта я никогда не откажусь.

Мама с Марго переносят гору подарков с кухонного стола на обеденный, кладут их передо мной. Подарков очень много. Я предпочла бы, чтобы их вовсе не было: не хочу чувствовать себя благодарной; к тому же родные все равно не могут дать того, что мне нужно.

Я распаковываю подарки, и у меня такое чувство, будто я нахожусь под микроскопом: все пристально наблюдают за малейшим движением моих лицевых мышц. Мне хочется визжать, но я не могу, и потому проглатываю свое раздражение, как кровь, смешанную с грязью.

Последний подарок — самая маленькая коробочка, и я понимаю, что должна быть напугана, — судя по обеспокоенному лицу мамы. Или по лицу папы, ибо он всем своим видом показывает, что идея отвратительная, и он, по всей вероятности, говорил это маме раз сто. Я разрываю подарочную упаковку: у меня в руках новенький навороченный айфон.

Мама начинает превозносить достоинства телефона, как будто я сама не знаю, на что он способен, — например, выдать мое точное местонахождение в любой момент времени. Мне незачем слушать ее отрепетированную рекламу, но деваться некуда, и вскоре она «вознаграждает» меня за терпение:

— Пользуйся телефоном, а мы будем оплачивать счета. При одном условии: ты должна звонить и разговаривать с нами хотя бы раз в неделю.

Я улыбаюсь. Не сдержалась. Еще две с половиной минуты назад я получала истинное удовольствие от своего дня рождения. Корила себя за то, что поначалу не обрадовалась приезду родных; думала, что, возможно, в наших отношениях наступил перелом. Но это не переломный момент. Это — засада.

Мой день рождения мои родные превратили в коллективный сеанс психотерапии. Все наперебой объясняют мне, как мое нежелание разговаривать сказывается на каждом члене семьи. Я слушаю всех. К стулу меня не привязали, чтоб не сбежала, не привлекли беспристрастную третью сторону, которая сформировала бы у всех достаточное чувство вины, но одновременно способствовала бы тому, чтобы все мы сосредоточились на решении главной проблемы. Коей являюсь я. Я не обязана сидеть и слушать их, но сижу и слушаю, пока они все не высказались.

Кроме Аддисон. Я вижу, что она нервничает. Думаю, в отношении нее они тоже использовали мошеннический рекламный ход: соблазнили идеей дня рождения, чтобы с ее помощью надавить на меня. По всему видно, что ей, как и мне, хочется удрать, и мне ее даже жалко. А не попробовать ли нам сбежать вместе?

Наконец все выговорились. Я улыбаюсь в ответ. Я люблю их, они любят меня, и мы все это знаем. Я обнимаю брата. Киваю Аддисон и Марго. Целую в щеку маму, чмокаю папу. Оставляю на столе свой крутой айфон и иду за дверь.

Мамин фотоаппарат так и лежит на кухонном столе. Она к нему не притронулась. Не сделала ни одного снимка.

Я вхожу в гараж Джоша, забираюсь на верстак, скрещиваю лодыжки. Джош хотел покрыть мой стул еще одним слоем лака, так что в данный момент сидеть на нем нельзя. Мне казалось, стул — само совершенство, не к чему придраться, но Джош все указывал и указывал мне на недостатки, пока я в конце концов не сдалась и не разрешила довести его до ума.

— Мама из моего дня рождения устроила коллективный сеанс психотерапии, — говорю я. Едва эти слова сорвались с моих губ, я морщусь, осознав, что, пожалуй, неприлично жаловаться на своих родителей человеку, у которого родителей вообще нет. Это все равно что плакаться человеку, который босыми ногами идет по разбитому стеклу, что тебе жмут туфли.

В этом мы с Джошем полные антиподы, и мне стыдно каждый раз, когда я сравниваю парадоксальность наших жизненных обстоятельств — его и своих. У него нет семьи. Нет никого, кто любил бы его. Я окружена любовью, но мне эта любовь не нужна. Меня раздражает все то, за что он благодарил бы Бога, и, если нужны еще доказательства того, что у меня нет души, вот они.

— Когда у тебя день рождения? — Он смотрит на меня.

— Сегодня.

— Поздравляю. — Он улыбается, но улыбка его печальна.

— Угу.

— А мне ничего не сказала. — Он кладет дрель на зарядку и поворачивается ко мне.

— Только последние отморозки трезвонят о своем дне рождении. Это факт. Можешь сам проверить в Википедии.

— Говоришь, сеанс психотерапии? — Он наклоняет набок голову.

— Угу.

— Я и не знал, что у тебя проблемы с наркотиками. Значит, нужно прятать столовое серебро?

— Ему вряд ли что-то угрожает.

— Алкоголем злоупотребляешь?

— Нет. Хотя ты можешь не согласиться.

— Еще как могу. На всю жизнь запомню ту ночь, когда ты напилась до поросячьего визга. Надеюсь больше такого не увидеть. — Он подходит ко мне, забирается на верстак рядом со мной. Садится близко, так что его нога, достающая до пола, касается моей. — И что же мы лечим?

— Немоту. — Он смотрит на меня скептически. — Хотят, чтобы я разговаривала.

— Пожалуй, они отказались бы от своего желания, если б ты каждый вечер торчала у них в гараже.

— Козел.

— Мое приветливое Солнышко, — говорит он, пиная мою ногу.