— Что? — спросила мисс Эльслей, отшатнувшись, — вашей женой?.. Вы действительно больны… Я ничего не понимаю…

Принц стал на колени на потертый коврик скромного номера балерины.

— Я… я тоже не понимаю… но не отказывайтесь… я умоляю вас. От этого зависит моя судьба… моя корона…

— Ваша корона?

— Да… послезавтра все должно решиться. Я ничего не сказал вам в день нашей первой встречи, я не имел права… но теперь нет необходимости делать тайну… я стану королем Итля, но для этого я должен жениться.

— Вы станете королем Итля? — спросила мисс Эльслей, насторожившись. У нее была хорошо развита практическая сообразительность.

— Да! Переворот подготовлен… Генерал Орпингтон требует… И вы, мисс Эльслей, станете королевой… Я прошу вас…

Мисс Эльслей задумалась. Принц продолжал стоять на коленях, подняв к ней лицо, распухшее от слез.

— Королевой? Вы странный человек! То вы отказываетесь от предложенного женщиной поцелуя, то предлагаете ей стать королевой. Я не знаю, можно ли поверить вам? Но почему вы плачете?

— Не обращайте внимания… это от волнения, — ответил принц. — Ну, что же? В ваших руках моя судьба.

— Я, право, затрудняюсь, — ответила танцовщица, — я вас совсем не знаю.

— Но это ничего не значит… это придет потом…

— Вы думаете?.. Но что заставило вас сделать мне предложение? — спросила Гемма.

— Ах, я, право, не виноват… не сердитесь… мне приказали.

— Вам приказали? — переспросила мисс Эльслей металлическим насмешливым голосом. — Вам приказали жениться на мне?.. Но я не привыкла выходить замуж по приказу!

Принц затрепетал, поняв свою оплошность.

— Нет!.. вы не так поняли… — вскрикнул он, хватая кончик платья Геммы, — это велит мне родина… интересы нации… приказывает любовь…

Гемма молчала, испытующе смотря на ползавшего на коленях принца. Потом тряхнула головой и решительно сказала:

— Хорошо!.. Я согласна!.. Быть королевой — это достаточно шикарно и забавно.

Принц бросился целовать ее руки. Мисс Эльслей подставила ему губы, и он опять ткнулся в них неловко и испуганно.

— Встаньте! Вы протрете колени. И перестаньте рыдать. У вас запухли глаза. Первый раз вижу такого чудака!

Принц вскочил и улыбнулся сквозь слезы.

— Я так счастлив… так счастлив, — сказал он, во в глазах его была тревога и мука. Он взял руку Геммы.

— Нам нужно сейчас же ехать венчаться.

— Сейчас?.. Сегодня?.. Нет, решительно вы самый странный человек. Почему сейчас? Зачем такая спешка?

— Переворот назначен на послезавтра. К этому дню вы должны быть моей законной женой… Иначе нельзя… Идем!.. На квартире нас ждет священник.

— Но я не одета, — возмутилась мисс Эльслей, — не могу же я венчаться в этом балахоне!

— Я умоляю вас!.. Поспешим… Вовсе не нужно одеваться… Никого не будет.

Мисс Эльслей горько вздохнула.

— Я думаю, что, несмотря на все ваши странности, вы обладаете здравым смыслом. Я совсем забыла, что не стоит одеваться, чтобы выйти замуж. Скорее наоборот.

И, набросив на плечи легкий шелковый плащ, мисс Эльслей приняла предложенную принцем руку и отправилась навстречу королевской судьбе.

День начался в благодатной столице Итля, как начинались обычно все летние дни.

Как и всегда, из-за лесистого массива мыса выглянуло заботливое солнце, море всколыхнуло золотой чешуей, чашечки цветов повернулись к живительным ожогам, рыбачьи боты, пылая оранжевыми квадратами парусов, медленно вползали после ночного лова в гавань, где на набережной их ожидали продавцы рыбы; на рейде скрипели снасти уходящей бригантины, на наутилийских дредноутах, залегших в синеве подстерегающими зверями, играли утреннюю зорю, по плитам мола стрекотали колеса телег, ревели нагруженные фруктами ослики и звонко переругивались между собой их погонщики.

В виллах хлопали ставни, в распахнутых окнах появлялись кокетливые головы в кружевных чепчиках и любопытно смотрели, как по тротуару, пошатываясь и бормоча обрывки веселой песенки, возвращался домой ночной гуляка.

До девяти часов самый внимательный глаз не мог бы обнаружить на улицах ничего нарушающего мирное процветание и покой республики, и только после этого срока в городе началось усиленное движение по направлению к площади Умеренного Равенства, где помещалось здание парламента.