Шрифт:
– Бет не очень хорошо чувствовала себя с утра, – поясняет Джилл. – Кое-что немного выбило ее из колеи.
Я слабо улыбаюсь. Эсме берет меня за руку и сочувственно ее пожимает.
– Жаль, – говорит Либби. – Могу я помочь?
Отвечаю: возможность поболтать, обсудить все, что накопилось, – это как раз то, что нужно. Надеюсь, она догадывается о серьезности происходящего по моему взгляду и по настойчивому тону. Прищуривается понимающе. И вопросительно.
– Пожалуй, лучше отложить колесо до следующего раза, – произносит она.
Вид у Эсме совершенно убитый. Она вытаскивает из кармана фотоаппарат:
– А я хотела поснимать!
– Да, – говорит Джилл, – девочке, конечно, жаль такое пропустить. А что, если мне с ней пойти? Заодно и сама прокачусь наконец. А у вас будет время пообщаться. На твердой земле. Бет, сейчас, пожалуй, именно это и нужно.
– Не знаю… – начинаю я.
Мало ли что Эсме может наговорить Джилл, пока они будут кататься?
– Вы такая добрая, – произносит Эсме. – Пожалуйста, мама, можно? – Она снова начинает подпрыгивать на месте.
– Если пообещаешь вести себя хорошо, – твердо говорит Либби. – Там будет очень интересно. Смотри разгляди все как следует и сфотографируй. Там такая красота, дар речи потеряешь – чего с тобой до сих пор не бывало!
Она прикладывает палец к губам дочери и переводит взгляд на Джилл:
– Девочка такая болтушка, с ума сойти можно, а там от нее деваться будет некуда.
Стоим вместе с ними в очереди. Наконец Эсме взбегает на платформу и осторожно шагает в кабинку. Джилл за ней.
– Что-то мне совсем не кажется, что это была хорошая мысль, – говорю я. – Вы уверены, что Эсме ничего ей не расскажет?
– Она все понимает. Эсме не дурочка.
Да, наверное. Не дурочка. Такая же смышленая, как Эми, но в Эми не было хитрости, а Эсме я слишком мало знаю, чтобы сказать о ней то же самое. Однако я вдруг с изумлением понимаю: эта девочка мне нравится. Она все время была деликатной, вежливой, отзывчивой и на удивление сдержанной, учитывая обстоятельства, в точности как Эми.
Либби смотрит на часы.
– Кататься они будут примерно полчаса, – говорю я. – Давайте где-нибудь присядем и поговорим.
За чашкой кофе в кафе Фестивал-холла я рассказываю Либби о письме Иана. Когда начинаю описывать картинку с выключателем, она наклоняется ближе, затем снова отшатывается, сморщившись от отвращения. В еще больший ужас она приходит от моего предложения подумать, не показать ли это Эсме.
– С ума сошли? – говорит она. – Посмотрите на себя. Что с вами творится от этой гребаной картинки! А представляете, что с ней будет?
– Но это может разбудить в ней воспоминания о том, кто ее похитил!
– Вот именно. Поэтому я и не буду ее заставлять, – говорит Либби. – Все должно идти естественным путем. Да, блин, я часто вообще не хочу, чтобы это случилось. Мне плохо делается, как подумаю, какая это будет травма для Эсме, если она наконец вспомнит, что с ней произошло. Какая мать не боялась бы?
Знакомое ощущение пощечины – как тогда, когда пресса трубила, что я никуда не годная мать. Хочу оправдаться, но тут Либби встает:
– Вы обещали, что не будете на нее давить. Я вам не верю, Бет. Вы слишком… непредсказуемая. Безответственная. Это опасно для Эсме. Господи, зачем только я вообще с этим связалась! Вот что: как только они сойдут с колеса, я увожу Эсме обратно в Манчестер.
– Нет! Вы не можете!
– Увидите.
Я вскакиваю на ноги. Голова кружится от духоты – тут нечем дышать от запахов кофе и кулинарного жира. Бегу за Либби со всех ног, врезаюсь в кого-то, едва не падаю. Некий мужчина подхватывает меня за руку, помогает дойти до двери и обмахивает мне лицо буклетом. Я прислоняюсь к окошку, прижимаюсь лицом к прохладному стеклу.
– Вам плохо? – спрашивает он. – Может, позвать кого-нибудь?
– Нет, спасибо. Я сейчас.
Беру у него буклет и отхожу, обмахиваясь на ходу. Либби уже ждет у платформы, запрокинув голову, вглядывается в кабинки, ладонью заслонив глаза от солнца. Я тоже смотрю вверх и вижу: Джилл что-то говорит, Эсме сидит рядом и внимательно слушает. Потом машет мне рукой, вскидывает фотоаппарат и щелкает.
– Либби! – кричу я. – Погодите.
Она оборачивается ко мне:
– Я серьезно, Бет. Оставьте нас в покое. Нам нужно вздохнуть свободно. Всем.