– Мисти.

– Замечательно!

Карусель начинает вращаться, лошадки подскакивают вверх-вниз. Мы проезжаем мимо Либби – лицо у нее беспокойное, настороженное. Эсме машет ей рукой и откидывается назад. Волосы у нее того же цвета, что и хвост у ее пегой лошадки.

– Держись крепче, – говорю я ей.

Мы прибавляем скорости, и плавные скачки делаются выше, а спуски – ниже. Порывы холодного ветра заглушают гудение органа, у меня от них слезятся глаза. Лампочки мигают и размываются в туманную водянисто-белую полосу. Я крепче хватаюсь за ручку на шее лошади – вдруг начинает кружиться голова. Оборачиваюсь к Эсме – взглянуть, как она. Она смеется и подстегивает лошадку рукой.

– Я тебя перегоняю! – кричит она. Бьет лошадь каблуками по бокам, как шпорами, и поворачивается ко мне. Улыбка у нее пропала, лицо серьезное. В сияющих весельем глазах мелькает озорная искорка. – Не догонишь никогда!

Может, это просто от головокружения или оттого, что моя лошадь как раз опускается вниз, но кажется, будто рот у Эсме как-то странно кривится, словно в насмешке. Так же смотрит и Либби, когда карусель останавливается и Эсме приходится помочь мне сойти с лошади.

– Присмотрели за Эсме, называется, – говорит Либби.

– И незачем было присматривать! Подумаешь, карусель. – Эсме со смехом показывает на меня пальцем. – У тебя такой вид, будто привидение увидела. Что было бы, если бы мы по-настоящему прокатились, быстро!

– Да, думаю, ничего хорошего.

Я прислоняюсь к ограде над рекой. Мутная вода набегает на берег небольшими маслянисто-блестящими волнами и откатывает. То же происходит с моим желудком.

– А как же Лондонский Глаз? – спрашивает Эсме и машет рукой куда-то вдоль реки. – Кажется, это что-то потрясающее.

– Нет, пожалуй, меня на него не хватит, – говорю я. – Сейчас точно нет.

– На один день с тебя довольно, милая, – говорит Либби. – Может быть, завтра?

Эсме радостно улыбается мне:

– А ты со мной пойдешь?

От одной мысли об этом горло и рот мне обжигает желчью.

– Почему бы и нет?

Я стараюсь улыбнуться. От усилия слегка мутит. Либби подмигивает Эсме.

До самого вечера меня подташнивает. Я валяюсь на диване, борясь с головной болью. Закрываю глаза – и голова идет кругом. Когда удается немного поспать, снятся размытые ярмарочные огни, смех и кривая усмешка Эсме.

Просыпаюсь и тут же зажмуриваюсь – эхо подмигивания Либби. Комната снова начинает кружиться. Мимо по кругу проплывают Багпусс, сочинение Эсме, фотография Эми, статуэтка с непрокрашенным пятном на пятке. В голове звучит нестройный ярмарочный орган.

Заставляю себя встать на ноги и подняться наверх. Кровать Эми стоит пустая, холодная. Я касаюсь ее и вздрагиваю. Возвращаюсь к себе в спальню. Органная музыка все звучит. Встаю и закрываю дверь.

Либби звонит прямо с утра:

– Я сказала Эсме, что вы ей поверили. Она все равно и сама уже вчера догадалась по вашему поведению.

Чувствую себя виноватой, отчасти потому, что натолкнула ее на эту мысль: все-таки я не вполне уверена, что она Эми. А с другой стороны, чувствую себя виноватой перед Эми за то, что не верю ее словам и ищу другие объяснения происходящего.

– Как она? Не было припадков, истерик? – спрашиваю я сколько из беспокойства, столько же и из любопытства.

– Я уже давным-давно не видела ее такой счастливой. – Либби подавлена, обижена. – Девочка вся как на иголках. Ей до смерти не терпится вас увидеть. – Женщина втягивает в себя воздух. – Извините, Бет. Это было… бестактно с моей стороны.

В ее голосе не слышно сожаления.

В голове у меня гудит.

– Рада, что малышке так хочется меня увидеть. – Что-то у меня в душе восстает против этого, не могу понять что; от этой мысли удается отделаться. – Значит, вы придете сюда? Пообедаем вместе?

– Эсме мечтает попасть на Лондонский Глаз. – В ее голосе слышится вызов, словно она проверяет, решусь ли я пойти или отказаться.

У меня екает в животе.

– А, ну ладно тогда, – говорю я. – Я вас внизу подожду.

– Нет. Она хочет, чтобы мы прокатились все вместе. Говорит, как настоящая семья.

– Либби, я не уверена, что вынесу еще одно катание кругами. Тем более над рекой, на такой высоте. И Эсме может не выдержать.

– Вчера после карусели с ней все было нормально.

– А со мной – нет.

– Нет. – Кажется, она улыбается. – Но колесо обозрения вращается гораздо медленнее. Ничего с вами обеими не случится.

Я соглашаюсь встретиться с ними в полдень возле Лондонского Глаза.

Долгое стояние под душем возвращает силы. Быстро одеваюсь. Хочется увидеть Эми, но отчаянно не хочется крутиться на колесе обозрения. Одна мысль об этом отбивает аппетит, и я решаю обойтись без завтрака, только кофе завариваю – черный, горячий.