Бегу домой. Срезаю путь, пролезаю между прутьями забора, вместо того чтобы идти к ближайшим воротам. Дома горит свет, хотя еще не стемнело, – значит, мама, скорее всего, делает уборку. Она любит, когда светло, чтобы каждую пылинку разглядеть. Роюсь в кармане, ищу ключ, потом вспоминаю: я же его с собой не брала. Ни к чему было. Завтра, когда я должна была вернуться от Даны, мама с папой были бы уже дома.

Звоню и жду… Может быть, у мамы там радио включено. Звоню снова. Подольше. Прижимаю ухо к двери и прислушиваюсь. Пылесоса не слышно. И радио тоже. Изо всех сил давлю на кнопку. Один длинный звонок, пять коротких. Заглядываю в щель почтового ящика, зову маму. Вижу, как она спускается по лестнице: в халате, волосы укутаны полотенцем.

Мама открывает дверь. Кожа у нее блестит, на ковре остаются мокрые следы. Вид у нее удивленный. Спрашивает, не забыла ли я что-нибудь. Говорит, она вроде бы все необходимое сложила в сумку и уже давно отдала маме Даны.

– Не пойду к Дане, – говорю я.

Прохожу мимо нее в кухню. Говорю, что хочу пить. Открываю холодильник и спрашиваю, можно ли взять кока-колы и чего-нибудь поесть.

Мама стоит в прихожей, на полпути между кухней и входной дверью. Туже затягивает на себе халат, поправляет пояс.

– Что значит – не пойдешь? – спрашивает она. – Родители Даны заболели или еще что-нибудь?

«Нет, – хочу сказать, – родители-то у нее здоровы, а вот дедушка больной. На всю голову».

Но не могу. Храбрости не хватает. Она не поверит мне. Не поверит.

– Мы поссорились, – говорю я. – Не хочу иметь с ней никаких дел.

Мама спрашивает, из-за чего вышла ссора, а когда я рассказываю, смеется. Но это не настоящий смех. Вот так же она смеется, когда я говорю, что устала и не могу мыть посуду или идти в магазин. Больше похоже на фырканье. Немного сердитое.

Она идет на кухню. Достает из холодильника банку кока-колы, отдает мне и закрывает холодильник.

– Поешь попозже, у Даны. Ее мама приготовит. А мы с твоим отцом уходим.

Открываю кока-колу.

– Я здесь побуду. Ничего не натворю. Буду телевизор смотреть.

Она говорит, что мне нельзя оставаться дома одной.

– Мне десять лет! – говорю я.

– Вот именно.

Мама кладет мне руку на плечо:

– Давай, давай, милая! Беги обратно на площадку, пока Дана там. – Она выглядывает в окно. – Еще светло, ничего с тобой не случится. Я бы тебя сама отвела, но, пока я оденусь, дедушка Даны уже уйдет.

– Ладно, – говорю я.

Она подталкивает меня к двери. Я упираюсь.

– Эми, не упрямься! – говорит мама. – Мне некогда. Ванна остывает, и дел еще куча, отцу твоему ужин готовить – куда он запропастился, кстати…

– Не надо, не заставляй меня туда идти! Пожалуйста!

Она говорит, что так нельзя. Нельзя подводить людей. Все уже спланировано. Мама Даны специально накупила продуктов. У них с папой уже заказано такси. Не пойти на вечеринку им нельзя – это очень важно для папиного бизнеса. И часто ли ей удается куда-то вырваться в последнее время?

– А ты бы нашла кого-нибудь со мной посидеть.

– Ну конечно! Думаешь, так кто-то и бросит все в последнюю минуту в главный праздник года? В главный праздник века? И все потому, что вы поссорились из-за «Spice Girls»? Вряд ли, Эми. Я вроде бы не воспитывала из тебя эгоистку.

Она хочет открыть дверь. Придерживаю ее ногой… Говорю, что не хочу идти. Мама отвечает: все равно пойдешь, истерики тут не помогут; ты уже большая, должна понимать.

Губы у нее сжаты, щеки подергиваются. Если сейчас рассказать о Сером Волке, она меня пожалеет, а злиться будет на него, а не на меня. И к Дане не надо будет идти.

– Он меня трогает, – шепотом говорю я. – Волк. Ее дедушка.

Она отступает на шаг. Резко. Как будто я ударила ее.

И вдруг становится непохожа на маму. Лицо вытягивается, рот округляется большой буквой «O», как у победителей на шоу «Звезды в глазах», которые не могут поверить, что заняли первое место.

Не могут поверить…

– Что ты сказала? – переспрашивает мама.

Голос у нее дрожит, руки тоже. Никогда не видела ее такой расстроенной.

– Нет. Этого… не может быть.

Она хватается за лоб. Смотрит на меня. Ошеломленно моргает, будто только что проснулась.

– Не может – и все. Неужели опять… Это… несправедливо. За что… За что мне опять такое?

Может быть, Серый Волк и ее тоже трогал. А может, это значит – за что ей, такой хорошей матери, досталась противная, непослушная девчонка, которая так расстраивает маму, чуть что не по ней.

– Мама, я просто так сказала! Правда, – говорю я. – Я все выдумала. Чтобы к Дане не идти.

Мама бесстрастно отворачивается от меня и быстро идет вверх по лестнице. В ванной хлопает дверь, щелкает замок.