Друз должен был внимательно наблюдать за германской междоусобицей, демонстрировать стремление к ее пресечению, но ни в коем случае не доводить дело до прямого вмешательства римских легионов.

Тем временем Арминий усилил свое войско изменившими Ма-рободу семнонами и лангобардами, но при этом часть его собственных воинов во главе с его дядюшкой Ингвиомером перешла на сторону царя. Очередная измена дяди не принесла жестокого урона херускам. Больше вреда Арминию он принес как союзник, когда бестолковым своим вмешательством не дал истребить легионы Цецины. В решающем бою силы херусков, ведомые победителем Вара, взяли верх. Напрасно Маробод хвалился, что он выдержал натиск двенадцати легионов самого Тиберия. Натиск-то ведь не случился. Грандиозное восстание в Иллирике тогда вынудило Тиберия отложить так хорошо задуманный и близкий к осуществлению разгром царства Маробода.

В поражении царя свевов, который из-за перебежчиков лишился почти всего своего войска,{313} не могло не сыграть своей роли то важнейшее обстоятельство, что в глазах множества германцев Арминий был символом их свободы, погубителем легионов захватчиков-римлян. Маробод же ничем подобным похвалиться не мог.

После поражения Маробод попытался заручиться поддержкой римлян, надеясь, что Тиберий не преминет помочь врагу Арминия, но принцепс, приняв послов германского царя, жестко ответил, «что он не вправе призывать римское войско для борьбы против херусков, так как ничем не помог в свое время римлянам, сразившимся с тем же врагом».{314} Маробод был вынужден отступить в земли маркоманов.

Такие события происходили в Германии в 17 г., когда Германик праздновал свой триумф.

Два года спустя дела Маробода стали совсем уж плохи. В 19 г. объявился некогда пострадавший от власти Маробода знатный го-тон по имени Катуальда. О его происхождении есть предположение, что он был готом из Вистулы в Ютландии, а его имя, видимо, звучало там как Кедвал. Имя это в раннесредневековой Англии встречалось в королевской семье Уэссекса.{315} Для своего мщения Катуальда избрал время, когда ненавистный ему Маробод оказался в бедственных обстоятельствах, что обеспечило ему полный успех.

Как сообщает Тацит, «с сильным отрядом он вторгается в пределы маркоманов и, соблазнив подкупом их вождей, вступает с ними в союз, после чего врывается в столицу царя (Маробода. — И. К.) и расположенное вокруг нее укрепление. Тут были обнаружены захваченная свебами в давние времена добыча, а также маркитаны и купцы из наших провинций, которых — каждого из своего края — занесли во вражескую страну свободы торговли, жажда наживы и, наконец, забвение родины».{316}

Романизация варваров под мирным влиянием римской цивилизации шла уже с немалым успехом. Здесь же Тацит сообщает нам, пожалуй, первый пример «варваризации римлян». Расцвет этого процесса придется уже на эпоху заката Римской империи.

Маробод, покинутый всеми, вынужден был просить убежища у римлян. Переправившись за Дунай и прибыв в римскую провинцию Норик, он обратился с письмом к Тиберию. Тиберий явил великодушие. Маробода поселили в Равенне, где он прожил еще восемнадцать лет. Утешением для него могло послужить то обстоятельство, что торжество Катуальды оказалось недолгим. Вождь племени гермундуров Вибилий разгромил обидчика Маробода и грозный недавно Катуальда принужден был подобно врагу своему просить убежища у римлян. Тиберий вновь явил великодушие, и Катуальда обрел приют до конца дней своих в городе Форум Юлия в провинции Нарбоннская Галлия (совр. Южная Франция).

Судьба доблестного Арминия оказалась куда более печальной. Роковым для него стал также 19-ый год, когда Маробод из царя превратился в изгнанника. Блистательный полководец, сокрушитель римских легионов в Тевтобургском лесу, первый в истории, кому удалось заставить Рим уйти из уже обретенной провинции, вернув рубежи с Эльбы на Рейн, был не понят своими же соотечественниками. К примеру, вождь хаттов Адгандестрий направил в Рим письмо, в котором предлагал умертвить Арминия, если римляне пришлют ему яд для осуществления этого убийства. Случай этот немедленно напомнил римлянам знаменитую историю уже почти трехсотлетней давности. Когда царь Эпира Пирр одержал над римлянами две нелегкие победы при Гераклее (280 г. до Р.Х.) и Аускуле (279 г. до Р.Х.) и мог грозить Риму новыми бедами, в лагерь римского консула Гая Фабриция явился человек с письмом от одного из приближенных царя.{317} В письме этот человек, по одним сведениям Никий, по другим Тимохар из Амбракии, врач, застольник и друг царя, предложил за деньги отравить Пирра.{318} Римляне возмутились низостью царского приближенного и вскоре Пирр получил следующее послание от римских консулов: «Консул Гай Фабриций и Квинт Эмилий приветствует царя Пирра. Кажется нам, что ты не умеешь отличать врагов от друзей. Прочти посланное нами письмо и узнай, что с людьми честными и справедливыми ты ведешь войну, а бесчестным и негодным доверяешь. Мы же предупреждаем тебя не из расположения к тебе, но чтобы твоя гибель не навлекла на нее клевету, чтобы не пошли толки, будто мы победили в войне хитростью, не сумев победить доблестью».{319}

Тиберий дал Адганстерию достойный ответ, указав, что римский народ отмщает врагам, не прибегая к обману, и не тайными средствами, но открыто и силой оружия. Ответом этим Тиберий сравнялся с консулами Фабрицием и Эмилием, бывшими для римлян образцом воинского благородства, что подчеркнул и Публий Корнелий Тацит.{320}

Избежав предательского отравления, Арминий не избежал предательского удара меча. Вождь херусков пал от коварства своих же приближенных. Тацит в своих «Анналах» отдал должное прославленному врагу Рима: «Это был, бесспорно, освободитель Германии, который выступил против римского народа не в пору его младенчества, как другие цари и вожди, но в пору высшего расцвета его могущества, и хотя терпел поражения, но не был побежден в войне. Тридцать семь лет прожил, двенадцать держал в своих руках власть».{321}

Но если из Германии после гибели Арминия и падения царства Маробода угрозы римлянам более не было, то в давно уже завоеванной Галлии походы Германика отозвались восстанием племен треверов и эдуев. Причина восстания точно и понятно указана Тацитом: нестерпимое бремя налогов. Происхождение этого бремени тоже понятно: три года безуспешной германской войны не могли не сказаться на благополучии Галлии. Вспомним хотя бы подготовку кампании Германика в 16 г., когда одних ресурсов Галлии не хватило для должного снаряжения войска и пришлось задействовать Испанию и даже саму Италию. Отсюда — благоприятнейшая почва для мятежа. Такое вот тяжкое наследие наместничества Германика в Галлии и его командования рейнскими легионами.