Ложь всегда извивается, как змея, которая никогда не бывает прямой, ползет ли она или лежит в покое; лишь когда она мертва, она пряма и не притворяется.

Любовь, подобно теплу, должна согревать со всех сторон и склоняться в ответ на любую мольбу наших братьев.

Любовь порождает радость, добрую волю и свободу в душе, которая охотно служит ближнему и не считается с благодарностью и неблагодарностью, хвалой и хулой, приобретениями и утратами.

Музыка – лучшее утешение для опечаленного человека.

Никто в христианстве не обладает властью причинять вред или запрещать противиться разрушению. В церкви нет никакой иной власти, кроме власти, направленной на созидание.

Никто не должен покидать своего ближнего, когда тот в беде. Каждый обязан помочь и поддержать своего ближнего, если хочет, чтобы ему самому помогли в несчастье.

Праведный священник служит людям для тела и души, имущества и чести.

Те, кто не ищет счастья, найдут его быстрее других; ибо те, кто ищет счастья, забывают, что самый верный способ добиться счастья для себя – это искать его для других.

Французский философ и государственный деятель. Родился в 1533 г. в замке Монтень близ Бордо. В детстве Монтеню дали прекрасное педагогическое образование, а в 21 год, закончив обучение в Тулузском университете, он получил судейскую должность.

В 1580—1588 гг. написал свое главное сочинение «Опыты» в трех книгах. «Опыты» отличались подлинно гуманистической моралью, были направлены против суеверий и схоластики, фанатизма и жестокости светских и духовных властей – это проверки, испытания, которым он подвергает собственные мнения по разным вопросам. Скептицизм, тонкий французский юмор, искренность и правдивость сделали «Опыты» Монтеня одной из любимейших книг людей на протяжении многих последующих веков. Популярность Монтеня, возникшая еще при его жизни, продолжалась более полувека после его кончины. Умер в замке Монтень.

Бич человека – это воображаемое знание.

В дружбе нет никаких иных расчетов и соображений, кроме нее самой.

Врач, впервые приступая к лечению своего пациента, должен делать это изящно, весело и с приятностью для больного; и никогда хмурый врач не преуспеет в своем ремесле.

Все средства – при условии, что они не бесчестны, – способные оградить нас от бедствий и неприятностей, не только дозволены, но и заслуживают всяческой похвалы.

Высокомерие складывается из чересчур высокого мнения о себе и чересчур низкого о других.

Жизнь сама по себе – ни благо, ни зло: она вместилище и блага и зла, смотря по тому, во что вы сами превратили ее.

Знание не нужно нацеплять на душу, его нужно внедрять в нее; его не нужно наводить на нее, им нужно пропитывать ее.

Истинные ученые подобны колосьям в поле. Пока колос пуст, он весело растет и гордо подымает кверху главу; но, когда он разбухает, наполняется зерном и созревает, он проникается смирением и опускает голову.

Кто очень сухощав, тот охотно носит фуфайку, у кого мало содержания – те раздувают его словами.

Кто попадает далее цели, тот так же промахивается, как и тот, кто не попал в цель.

Лживость – гнуснейший порок.

Можно поучиться и у врага.

Мозг, хорошо устроенный, стоит больше, чем мозг, хорошо наполненный.

Молчаливость и скромность – качества, очень пригодные для разговора.

Надо уметь переносить то, чего нельзя избежать.

Наихудшее состояние человека – это когда он перестает сознавать и владеть собой.

Наука – великолепное снадобье; но никакое снадобье не бывает столь стойким, чтобы сохраняться, не подвергаясь порче и изменениям, если плох сосуд, в котором его хранят.

Наука – дело очень нелегкое.

Не представляю себе, как можно довольствоваться знаниями, полученными из вторых рук; хотя чужое знание может нас кое-чему научить, мудр бываешь лишь собственной мудростью.

Нет ответа более унижающего, чем презрительное молчание.

…Нет столь дряхлого старца, который, памятуя о Мафусаиле, не рассчитывал бы прожить еще годиков двадцать.

Нет стремления более естественного, чем стремление к знанию…

Никто добровольно не раздает своего имущества, но каждый не задумываясь делит с ближним свое время. Ничем мы не швыряем так охотно, как собственным временем, хотя единственно в отношении последнего бережливость была бы полезна и достойна похвалы.

Ни одна страсть не помрачает в такой мере ясность суждения, как гнев.

Ни то, что предшествует смерти, ни то, что за ней следует, не является ее принадлежностью.

Обвинениям в адрес самого себя всегда верят, самовосхвалению – никогда.

Откровенная речь, подобно вину и любви, вызывает такую же откровенность.

Очень полезно оттачивать и шлифовать свой ум об умы других.

Плакать из-за того, что мы не будем жить сто лет спустя, столь же безумно, как плакать из-за того, что мы не жили сто лет назад.