Генри Вильсон со свойственной ему проницательностью и безапелляционностью еще несколько месяцев назад заметил, что мало кто из британских военных обращает внимание «на забавные маленькие страны вроде Бельгии, хотя большинство с легкостью может остаться в ее земле навеки». Солдаты британских экспедиционных войск не ощущали надвигающейся грозы. А сэр Джон Френч, хоть и знал, что союзные формирования отчаянно прорываются к морю, заверял своих офицеров, что они движутся на свободную от врага территорию, где сражаться почти не придется. 7-я дивизия вышла из Ипра 15 октября и образовала фронт в нескольких километрах к востоку, готовясь к стремительному наступлению, как только подойдут остальные части экспедиционных войск.

Артиллерист Чарли Берроуз писал 16 октября: «Мы уже сыты по горло этим ожиданием, не терпится вступить в бой. Погода холодная и унылая. Слышал, что передовые вражеские отряды отступили в нескольких километрах впереди и подожгли деревню» {982} . Было взято несколько пленных: один баварец, которого вели через Азбрук, жаловался британскому офицеру на оскорбления от французских мирных жителей. «Ваших пленных в Германии, – говорил он, – угощают пирогами и даже шоколадом. А нас забрасывают камнями. Das its unmenschlich [это бесчеловечно]». Однако на самом деле пленным стоило бы радоваться – для них война закончилась, и они остались живы {983} .

В воскресенье 18 октября 7-я дивизия получила приказ двигаться к Менену, по дороге выдержав несколько стычек с немецкими патрулями и разведотрядами. На следующее утро пилоты Королевского летного корпуса совершили рекогносцировочный вылет в восточном направлении и вернулись с ошеломляющими новостями: огромные колонны немцев, значительно превышающие числом британскую пехоту и прикрывающую ее кавалерию, будут здесь в считаные часы. Наступление в срочном порядке отменили, части отошли назад и встали на ночь лагерем на невысокой гряде над Ипром. Именно здесь образовался (хотя по обоим флангам еще зияли огромные бреши) Ипрский выступ – случайный вылет из линии союзного фронта, на котором за несколько последующих лет погибнет больше 200 000 британских солдат.

В тот октябрьский день войскам казалось, что они просто задерживаются на короткое время в этой сельской местности, почти не затронутой войной. Ранним утром 20 октября толпы местных жителей потянулись на запад, погоняя перед собой скот. Британцам пришлось остановиться, но ненадолго. Через считаные часы на 7-ю дивизию обрушился первый сильный удар немцев, подкрепленный артиллерией. Большую часть атакующих составляли плохо подготовленные – а иногда и вовсе неподготовленные – резервисты. Их доставили поездом к Менену, а дальше отправили пешком. Во время наступления одного из немецких полков командир крикнул солдатам: «Сбросьте это лживое отродье обратно в море!»

По низким складкам бельгийских полей, тогда еще перемежавшихся изгородями, фермами, лесополосами и выпасами, немцы надвигались на тонкую линию британской обороны, где солдаты занимали неглубокие траншеи либо просто лежали в траве, на корнях и стерне. Эти подразделения, в отличие от остальных частей экспедиционных войск, до тех пор не видели больших масс вражеской пехоты: вюртемберговские солдаты в остроконечных шлемах произвели на них неизгладимое впечатление. Как и войска Смита-Дорриена при Монсе и Ле-Като, британцы открыли плотный стрелковый огонь. Легенда о «минутном помрачении» британцев – не больше чем преувеличение. Винтовочный огонь то нарастал, то стихал – боеприпасы необходимо было беречь.

7-й дивизии пришлось проходить боевое крещение под градом пуль и снарядов. Некоторые офицеры путали храбрость с идиотизмом: подполковник 2-го Уорвикширского полка Уолтер Лоринг поскакал на огромном белом коне по Мененской дороге во главе своего батальона. Когда в пятку ему попала пуля, он выругался и после перевязки вновь сел в седло. Коня под ним вскоре убили, и Лоринг пересел на другого, но затем подстрелили и этого. В конце концов 24 октября смерть настигла и самого подполковника, который посылал войска в атаку, ковыляя между солдатами в домашней туфле. Он первым из трех братьев Лорингов погиб в первый год войны.

Селение Пашендаль было потеряно и оставалось в руках врага три года. На передовые позиции пришел приказ окапываться. «Чем?» – озадаченно спрашивали солдаты. Многие уже потеряли или бросили в спешке шанцевый инструмент, и ни у кого не было тяжелых лопат. Солдаты ковыряли землю как могли, некоторые голыми руками. 21 октября принесло новые отчаянные бои и новые потери. Первые войска, перебрасываемые с Эны, начали выстраивать оборону. Части прибывали одна за другой, каждый раз к новой волне немцев, которые вскоре принялись атаковать не только днем, но и ночью, по все более широкому фронту. Однако кайзеровские войска, понесшие большие потери и 20-го, и 21-го, совершенно не чувствовали себя несокрушимыми. Марвиц, командовавший кавалерией, писал 22 октября, изучив позиции британцев: «Вся местность – сплошное лоскутное одеяло из полей и изгородей, укрепленных проволокой. Как здесь атаковать? Враг умело использует преимущества рельефа, стреляя из домов и траншей, которые отрыл с невероятной скоростью».

Немецкий капрал, участвовавший в первой атаке на Лангемарк, к северу от Ипра, писал устало некоторое время спустя: «Кто в тот день или в последующие дни представлял себе, что происходит, осознавал наши планы или намерения врага? <…> Внезапные разрывы шрапнели сеяли смерть и разрушение на наших позициях. То, что я увидел и пережил… подвластно разве что самому буйному воображению. Что осталось от нашей дивизии? <…> На каждом лугу, за каждой изгородью находились отряды, где-то крупнее, где-то мельче, но что они делали? Что могли они сделать?» Ранним днем 21 октября один из потрепанных немецких полков ударился в бегство, потеряв всех своих офицеров. К вечеру в каждом доме селения Пулкапелле вповалку лежали раненые, принесенные из развалин Лангемарка. Когда на следующий день атаку возобновили, исход получился тот же.