Бедная Руфь! Ее вера строила воздушные замки. Они возвышались до небес, но оставались всего лишь мечтами.

Мистер Беллингам поправлялся очень медленно, но причиной были скорее его капризность и раздражительность, чем тяжесть самой болезни. Он не хотел дотрагиваться до неопрятно приготовляемых в этой гостинице кушаний, которые возбуждали в нем отвращение еще и до болезни. Напрасно уверяли его, что Симпсон, горничная его матери, внимательно наблюдала за стряпней в кухне. Мистер Беллингам постоянно находил безвкусными самые лучшие блюда, чем выводил из себя миссис Морган и заставлял ее бормотать проклятия. Однако пока что он был слишком слаб для отъезда, и миссис Беллингам решила пропускать мимо ушей ворчание хозяйки.

— Кажется, тебе сегодня лучше, — сказала она, когда лакей придвинул его диван к окну спальни. — Завтра ты сможешь выйти из комнаты.

— Если бы можно было уехать из этого отвратительного места, я бы отправился уже сегодня. Но, кажется, мне никогда отсюда не вырваться. А пока я сижу здесь, как в тюрьме, я ни за что не поправлюсь.

И он откинулся на спинку дивана, всем своим видом выказывая отчаяние. Вошел доктор, и миссис Беллингам с нетерпением принялась расспрашивать его, когда же сыну можно будет наконец уехать. Тот же вопрос доктор слышал и от миссис Морган и потому отвечал, что не находит больших препятствий для отъезда. После ухода доктора миссис Беллингам несколько раз откашлялась. Мистер Беллингам уже догадался, что значат эти приготовления, и нервно вздрогнул.

— Генри, мне надо поговорить с тобой об одном деле. Разумеется, оно для меня крайне неприятно, но что делать, если сама эта девушка вынуждает меня. Ты, конечно, понимаешь, о ком я говорю, и не заставишь меня объясняться?

Мистер Беллингам нетерпеливо повернулся к стене и, скрыв от матери лицо, приготовился слушать нравоучения. Впрочем, она этого не заметила, так как была слишком взволнована, чтобы наблюдать за ним.

— Я, со своей стороны, — продолжала она, — старалась смотреть на всю эту историю сквозь пальцы, хотя миссис Мейсон всюду сплетничала о ней, и мне было неприятно знать, что такая безнравственная особа под одной… Извини, милый Генри, ты, кажется, что-то сказал?

— Руфь совсем не безнравственная особа, маменька, вы к ней несправедливы!

— Но, мой милый, надеюсь, ты не станешь уверять меня, что это образец добродетели!

— Нет, маменька, но это я во всем виноват!

— Мы не будем говорить о том, насколько она испорчена и кто сделал ее такой, — заявила миссис Беллингам полным достоинства тоном.

Тон этот с самого детства производил на ее сына столь сильное впечатление, что мистер Беллингам мог противиться ему только в моменты сильного волнения. Однако сейчас он был слишком слаб, чтобы противоречить матери и отстаивать поле битвы.

— Снова повторяю, я не желаю разбираться, насколько ты виноват в этом деле. Недавно я имела случай собственными глазами убедиться, что у этой девушки нет ни благопристойных манер, ни стыда, ни простой скромности.

— Что вы хотите этим сказать? — резко спросил мистер Беллингам.

— Когда тебе было совсем плохо, я просидела подле тебя всю ночь, а затем вышла утром немножко освежиться. Вдруг эта девушка бросилась ко мне и непременно хотела говорить со мной. Я принуждена была, прежде чем вернуться к тебе, позвать миссис Морган. Я никогда не видела такого нахального бесстыдства и бесчувственности!

— Руфь совсем не бесстыдная и не бесчувственная. Она, правда, совсем необразованна и только потому могла как-нибудь оскорбить вас, сама того не подозревая.

Разговор этот утомил мистера Беллингама, и он даже жалел, что ввязался в него. С тех пор как он начал сознавать присутствие около себя матери, он понял, в какое затруднительное положение поставлен присутствием Руфи, и в его голове уже возникали всевозможные планы. Но ему было пока тяжело их обстоятельно обдумывать и обсуждать, и поэтому он откладывал их на то время, когда поправится и соберется с силами. Вся эта крайне неприятная ситуация, для него неотделимая от мысли о Руфи, заставляла его сердиться и злиться. Он даже думал, что лучше было бы никогда и не встречать Руфь (правда, думал об этом так же апатично и бесстрастно, как обо всем, что не имело прямого отношения к его комфорту). История с Руфью казалась мистеру Беллингаму очень неловкой. Однако, несмотря на это, он не желал, чтобы о девушке дурно отзывались. Мать заметила это и тотчас переменила тактику:

— Хорошо, не будем говорить о манерах этой молодой особы. Но я надеюсь, вы, по крайней мере, не станете защищать вашей связи с ней. Надеюсь, вы еще не настолько потеряли всякое приличие, чтобы находить возможным или удобным для вашей матери оставаться под одной кровлей с падшей девицей, встречаться с ней каждый день и каждый час?

Она ждала ответа, но его не последовало.

— Я спрашиваю у вас простую вещь: хотите вы этого или нет?

— Думаю, что нет, — ответил он мрачно.

— А мне кажется, вам бы очень хотелось, чтобы я уехала отсюда и оставила вас вдвоем с вашей порочной подругой.

Реакции снова не последовало. Мистер Беллингам сердился и про себя винил во всем Руфь.

Наконец он заговорил:

— Матушка, ваш отъезд не выведет меня из затруднительного положения. И после всех ваших забот я меньше всего хотел бы обидеть вас или избавиться от вашего присутствия. Но я должен сказать вам, что Руфь вовсе не до такой степени заслуживает порицания, как вы представляете. Я и сам был бы рад больше не видеть ее, но скажите, как мне это устроить, чтобы не повести себя некрасиво? Но только избавьте меня от всего этого, пока я еще так слаб. Отдаю себя в полное ваше распоряжение. Удалите ее, если хотите, только уладьте все как-нибудь честно и благородно. И не говорите мне об этом ни слова. Я не могу этого выносить. Дайте же мне покоя, не надоедайте вашими наставлениями, пока я прикован к проклятому месту и пока я решительно не в силах отогнать от себя неприятные мысли.