Шрифт:
Дух. Об этом я ничего не знаю.
Врач. А почему же вы тогда здесь?
Дух. Я вижу вас всех перед собой, но я никого из вас не знаю. Хотя, глядя на вас, я думаю, что вы, должно быть, хорошие люди. Не согласитесь ли вы принять меня к себе, дать мне немного света и радости? Ни того, ни другого я не видел уже много лет.
Врач. Отчего же вы так несчастны?
Дух. А разве не выходит так, что никакого Бога вообще нет? Почему Он допускает, чтобы я сидел в таком мраке и тьме? Я ведь был раньше неплохим парнем, но я был… о, не могу сказать.
Врач. Успокойтесь и скажите, что вас так удручает.
Дух. Я совершил страшное преступление; его мне никогда не простят. Такого человека, как я, Бог не может простить! Нет, нет и нет!
Врач. Так, теперь будьте очень внимательны, чтобы обрести ясность относительно своего теперешнего положения. Мы можем вам помочь. Вы говорите, что вы мужчина.
Дух. Да, я мужчина!
Врач. Но вы находитесь в теле женщины.
Дух. Я и представить себе не могу, как это я при всех моих несчастьях еще и превратился в женщину. Мне ничего об этом не известно. (Смотрит на что-то невидимое и сильно волнуется.) Не подходите сюда! Нет, не подходите сюда! Уходите! Вы видите? Вы же видите! Вон там, напротив! Уходи! Я не могу этого перенести.
Врач. Что же вы все-таки сделали?
Дух. Если я это скажу, меня сразу арестуют. И я не могу больше оставаться здесь, я должен идти! Я должен срочно уходить, я должен. (Больная, миссис Р., неоднократно пыталась убежать.) Они уже гонятся за мной, и, если я останусь, они меня схватят. Позвольте мне уйти! Они уже здесь – те, кто обвиняет меня.
Врач. Что же вы все-таки сделали?
Дух. В Нью-Йорке.
Врач. Нью-Йорк очень далеко отсюда. Вы в Лос-Анджелесе, в Калифорнии. Как вы думаете, какой сейчас год? Вы знаете, что у нас сейчас 1919 год?
Дух. 1919? Этого не может быть!
Врач. Какой же, по-вашему, сейчас год?
Дух. 1902.
Врач. С тех пор прошло уже 17 лет. Вы так и не можете понять, что утратили ваше бренное тело? Смерти, как таковой, нет, а есть некий переход, при котором человек только сбрасывает свое бренное тело. Вы вообще когда-нибудь всерьез занимались вопросами жизни и смерти?
Дух. Я никогда ничем таким не занимался. Я всегда только верил. Меня зовут Ральф, но свою фамилию я забыл. Мой отец умер?
Врач. Не более, чем вы.
Дух. Конечно, я же не умер. Я хотел бы умереть! Пожалуйста, уведите меня отсюда и сделайте так, чтобы я был мертв, но на самом деле мертв. (Миссис Р. часто просила, чтобы ее убили.) О, они возвращаются! Но я не хочу сознаваться! Если я сознаюсь, меня посадят в тюрьму, а мне и так несладко.
Врач. В том, что вы находитесь во тьме, виновато только ваше невежество. Сознайтесь во всем, и мы сможем вам помочь.
Дух. Я не могу сознаться. Я уже однажды пытался это сделать, но это оказалось невозможным. Мое прошлое постоянно стоит у меня перед глазами.
Врач. Судя по вашему рассказу, вы явно делали людей одержимыми и своими неоднократными попытками лишить себя жизни доводили людей до самоубийства. Вы никогда не чувствовали себя в довольно странном положении?
Дух. Я даже и не пытался уяснить свое положение. (Взволнованно.) О Алиса (дух), нет, нет, мне страшно! Нет, Алиса, не перекладывай вину на меня!
Врач. Если вы только скажите нам, что вас мучает, мы сможем вам помочь.
Дух. Мы с ней договорились вместе уйти из жизни, но почему-то не умерли. Алиса, почему ты так настаивала на том, чтобы я тебя убил?! Почему ты это сделала? Сначала я застрелил тебя, потом себя; но я так и не умер. О Алиса, Алиса!
Врач. Она лучше осознает свое положение, чем вы.
Дух. Она говорит: «Ральф, мы поступили очень глупо!» Я все вам расскажу, хотя и знаю, что меня арестуют, когда я все расскажу. Алиса и я были помолвлены и собирались пожениться, но ее родители были против этого, потому что как жених я им не подходил. Но мы всей душой любили друг друга и решили, что я сначала убью ее, а потом себя. Так я и сделал; но я не умер. А так как Алиса тоже здесь, похоже, что я и ее не смог убить. С тех пор как я тогда попытался это сделать, она приходит ко мне и осыпает меня упреками. А тогда – мы были с Алисой одни – она непрестанно повторяла: «Убей меня! Скорее, скорее! Стреляй же! Стреляй!» Я замешкался, ведь я ее любил, но она продолжала настаивать: «Давай! Скорее! Сделай это!» Я все еще не решался; но Алиса сказала: «Да стреляй же скорее!» Но я не мог выстрелить. Тогда она сказала, что вернуться домой она не может, и пожениться мы тоже не можем; почему же нам не умереть вместе? Но она не хотела сама стреляться, а я просто не мог ее застрелить. Но она все продолжала настаивать на том, чтобы я ее убил, так что в конце концов я, зажмурившись, нажал на спуск; и, прежде чем она упала, выстрелил в себя. Но затем, увидев ее лежащей на земле и поднявшись, я подумал только об одном – убежать. С тех пор я все бегу и бегу, не переставая, хочу все забыть и не могу. Алиса иногда приходит ко мне, но я каждый раз говорю ей: «Нет, я не виноват в твоей смерти, уходи!» Я все бежал и бежал, чтобы уйти от полиции, да и от всех других.