Иконоборчество стало выражением приверженности новой вере. Разрушая «идолов», верующие и решали свои собственные проблемы, и выполняли требования общества. Подчеркнем, что иконоборческие выступления в Сомюре и Лемане были организованы нотаблями, занимавшими важные официальные должности еще до взятия этих городов гугенотами. В столице Мена сборщик податей королевского домена и писец, состоявший при кузнечном старшине, разрушили главный алтарь собора. Некий Виньоль, гражданский судья президиального суда, новый глава Лемана, потребовал от нотариуса составить опись церковных сокровищ. Явившись в собор в сопровождении судьи по уголовным делам [10] по имени Бужю (принадлежавшего к одному из старейших семейств Лемана), кузнечного старшины, адвоката короля, нескольких золотых дел мастеров и двух каноников, он стал убеждать местный католический клир, что хочет сберечь сокровища церкви, спрятав их от солдат. Но речь его никого не вдохновила.

После того как город вновь перешел в руки католиков, президиальныи суд начал расследование и привлек к суду участников церковных погромов. По сведениям Оливье Кристена, половину борцов с католическими идолами составляла городская элита, четверть — богатые горожане и четверть — бедняки.

Изучение архивов Лемана позволяет выявить любопытные закономерности. Например, 31% иконоборцев отправлялись громить церкви всей семьей.

События в Сомюре и Обтере (на границе департаментов Шаранты и Перигора) подтверждают, что пример Лемана не единичен, а напротив, представляет собой стандартную модель действий иконоборцев. Следует отметить, что нотабли быстро взяли на вооружение идею борьбы с идолопоклонничеством: в январе 1561 года консистория Лемана осудила двух золотых дел мастеров за изготовление церковных сосудов. Нотабли первыми, не дожидаясь стихийных волнений, начинали смуту, чтобы потам взять город под свой контроль. Согласованность действий протестантской элиты и простонародья вполне соответствовала политическим принципам Кальвина, учившего магистратов надзирать за тем, чтобы Господу не наносили оскорблений, а также следить за соблюдением заповедей, и в частности заповеди «не сотвори себе кумира».

Иконоборческие акции осуществлялись с видимым соблюдением законности. В Лионе барон Адрет конфисковал имущество, принадлежавшее якобинскому монастырю, и поручил книготорговцу Гильому Газо составить опись конфискованных вещей. Благодаря таким описям протестантские вожди всегда могли узнать, откуда происходят реквизированные предметы, и проследить, куда они затем подевались. Реликварии часто переплавляли в слитки, которые затем посылали армии Конде или в городской Арсенал. Когда после войны католики на суде пытались узнать у протестантов, куда пропало церковное имущество, те предъявили доказательства того, что имущество это было использовано исключительно на общественные нужды. Привлеченных к суду посредников чаще всего оправдывали.

2 мая 1562 года в Лионе солдаты, захватившие коллегиал святого Юста, дочиста ограбили его, и, смеха ради облачившись в одежды священников, разгуливали в них по улицам, а потом отправились грабить жилища каноников. Однако заметим, что в данном случае речь идет о привыкших к грабежам вояках, а не о нотаблях.

Официальный характер иконоборческого движения проявился также в Монпелье и во владениях Жанны д'Альбре, где власти, располагая необходимым временем, действовали методично и не допускали импровизаций. Но бывали досадные случайности. Согласно источникам, 20 октября 1561 года в Монпелье капитан городской стражи и его люди, получив приказ охранять утварь, конфискованную в соборе Святого Петра, продали ее с целью личного обогащения, и магистратам, прибывшим ранним утром составить опись церковного имущества, осталось только констатировать отсутствие такового. 22 октября толпа протестантов ворвалась в церковь Августинцев, разграбила ее, осквернила и растащила всю церковную утварь.

В Ниме и Монтобане были отмечены столкновения между яростными борцами с идолопоклонничеством и борцами умеренными. 16 мая 1562 года Кальвин лично выразил свое неудовольствие барону Адрету по поводу грабежей, которыми занимались его солдаты. Еще большее возмущение Кальвина вызвало участие в несанкционированных властями грабежах протестантских пасторов. Здесь следует сказать также и о противостоянии между теми верующими, кто отвергал идолов и церковное убранство во имя Реформы, и теми, кто видел в разграблении церквей перераспределение богатств духовенства и считал себя вправе использовать эти богатства для личного обогащения. Примеров тому множество, но, разумеется, суть борьбы с культом святых заключается в решительном размежевании двух конфессий. Когда город захватывали сторонники Реформации, они прежде всего принимались уничтожать все, что было связано с обрядовой стороной католической веры, не оставляя ни у кого сомнений в том, что мир обратился к новой вере и возврата к старому уже не будет. Для протестантов уничтожение статуй в церквях и отмена мессы являлись акциями символическими.

В Отене протестанты решили не собираться в зданиях римской церкви, потому что стены их «осквернены идолами и суеверием», а проводить собрания в амбарах. В Романе, в провинции Дофине, пастор читал проповеди в монастыре кордельеров под охраной солдат. В Вильфранш-де-Руэрг проповеди читались в помещении школы. Борцы с идолопоклонничеством не раз отказывались использовать для своих богослужений места отправления католического культа, мотивируя отказ тем, что эти места «источали заразу». Так было в Ажене, где протестанты разорили церковь Легроль и убили тамошнего ректора.

Протестанты убивали значительно меньше, чем католики, ибо, как утверждает Дени Крузе, были убеждены, что свет евангельских истин позволяет сопротивляться злу, «которое не может совладать с силой божественного провидения». И, как пишет далее историк, «напротив, насилие, творимое католиками, принимало особенно широкие масштабы именно потому, что охвативший всех эсхатологический страх заставлял людей постоянно думать о конце света и убеждать себя, что после смерти Господь признает своих».

Но хотя на счету протестантов меньше человеческих жертв, есть основания говорить о целенаправленном истреблении протестантами католических священников. Об этом свидетельствуют события, произошедшие в 1561 году в Лионе, Еиени и в аббатстве Святого Медара в Суассоне. В июле 1563 года в Орлеане был убит кюре церкви Сен-Патерн. В ноябре 1562 года в Питивье солдаты Конде пощадили солдат-католиков, но перебили всех католических священников за то, что те призывали горожан не сдаваться на милость победителя. В Келюсе глашатаи ходили по городу и громко возвещали о том, что запрещено убивать «всех, кроме священников». В Вире все священники, монахи и церковники были повешены.

Священников часто подвергали позорной казни через повешение, протестанты считали такую казнь справедливой карой. Однако нередко над священниками учиняли расправы, отличавшиеся изощренной жестокостью. Например, в Лаворе двух священников повесили на колокольне, четырех монахов-кордельеров убили, а церковного сторожа подвергли пыткам: сначала отрезали нос, потом половой член, который вложили в правую руку, и только потом убили. В сентябре 1562 года в Маконе приор якобинского монастыря был задушен, а привратника монастыря кордельеров смеха ради заставили проделать поистине крестный путь, во время которого его подвергали варварским пыткам: у ворот Сент-Антуан ему отрезали одно ухо, у следующих ворот — другое ухо, затем ему поочередно отрезали кончики пальцев и наконец отрезали нос. На Рыночной площади ему подпалили ступни и кастрировали его. На мосту через Сону «его постыдные части» были брошены в реку.