Съемка растянулась на часы, и к финалу я выбилась из сил. Дидрик, довольный как слон, щедро расточал похвалы своим звездам и обещал со всеми встретиться завтра. Келлан сорвался с кровати, выхватил у ассистентки халат и скрылся с площадки, не успела я его окликнуть. Сиенна впервые за все время погрустнела, натягивая свой пеньюар поверх по-прежнему обнаженной груди.

Не обращая внимания на ее уныние, я пустилась на поиски своего расстроенного мужа, но не смогла его найти в лабиринте коридоров, заполненных людьми. Зато я налетела на «Чудил», и возбужденный Эван, уже переодевшийся для выхода, поймал меня в охапку.

– Кира! Ты не поверишь, как охрененно мы выглядели! – Поставив меня на пол, он заозирался. – А Келлан где?

Мэтт смотрел сочувственно, а Гриффин трепался с блондинкой, в которой я признала хранительницу халата Келлана. Я пожала плечами:

– Не знаю… Он куда-то ушел.

– Может, захотел воздухом подышать? – предположил Мэтт. – Или ждет в машине?

Не понимая, где еще искать, я кивнула и позволила ребятам проводить меня наружу. Сиенна помахала мне, когда я проходила мимо ее гримерки. Она тоже переоделась в уличную одежду, но ее обнаженное тело прочно засело в моей памяти – как и язык Келлана, ласкающий ей шею. На улице меня чуть замутило, и я вдохнула свежего воздуха, как будто десятки лет просидела в затхлой пещере.

Эван потрепал меня по спине и указал на черный лимузин:

– Машина на месте. Давай поглядим, нет ли там Келлана.

Я слабо кивнула, готовая расплакаться.

При виде нас шофер распахнул дверцу. У меня бешено заколотилось сердце, когда ребята стали усаживаться. Я услышала, как Эван поприветствовал Келлана. Значит, тот и вправду спрятался в машине. Гриффин спросил, как все прошло, и у меня подкосились ноги. «Ужасно, вот как». Я помедлила, не зная, достаточно ли оправилась, чтобы смотреть на Келлана. Все было слишком свежо.

Сгорая от ненависти к себе, я нырнула в салон и умышленно постаралась не смотреть в его сторону. Машина тронулась с места, и я уставилась в окно, чувствуя на себе взгляд Келлана, однако не будучи в силах ответить. В жизни я не испытывала столь странного ощущения! Я понимала, как трудно ему пришлось, сознавала, что он облегчил себе задачу, вообразив на месте Сиенны меня, и хотела утешить его, ибо видела, насколько ему было тошно это делать. Но в то же время я не хотела видеть его лицо, так как знала, что сразу же увижу и ее. И в эту секунду я ничего не могла с собой поделать.

Когда разговоры стихли, атмосфера стала напряженной. Тучи сгустились до того, что это почувствовал даже Гриффин.

– Вы ссоритесь, что ли? – решил спросить он.

Кто-то пихнул его локтем, не дав договорить. И хорошо, потому что я сама не понимала, так это или нет. Я знала лишь, что мне все еще плохо и что я по-прежнему без памяти люблю Келлана.

Я выбралась из машины, едва шофер отворил дверцу, и устремилась наверх, где и закрылась в спальне. Мне нужно было увидеть его. Уклоняться немыслимо. Я должна была лишь переждать минуту. Скорбь немедленно сменилась чувством вины: это моя идея, я сама настояла на присутствии. Вся эта самочинная боль была ни к чему, однако она не утихала. Услышав из общей комнаты голоса ребят, я быстро укрылась в ванной и повернула кран, чтобы поплакать без помех. Утершись кулаком, я обнаружила на ладони кровь от ногтей, ужаснулась ей и сунула руки под холодную струю.

Тут в дверь постучали:

– Кира…

Голос полнился страданием, и я выключила воду. Подавив всхлип, я уставилась на себя в зеркало, призывая успокоиться. Все позади. Я вспомнила ужас на его лице и явное нежелание целоваться. Эти картины помогли отогнать воспоминание о последующих жарких, страстных поцелуях. Я переживу. Я смогу быть его женой.

Когда я восстановила дыхание, голос воззвал опять:

– Кира… Пожалуйста.

Он сорвался, и до меня донесся звук, который я надеялась впредь никогда не услышать. Он плакал. Вытерев насухо руки, я отворила дверь. Келлан закрылся ладонями, его плечи вздрагивали. Я быстро обняла его, и он уткнулся мне в шею, приговаривая:

– Прости. Пожалуйста, прости. Не сердись… Прошу, не бросай меня…

Я крепко прижала его к себе, готовая разрыдаться, и, гладя по голове, шепотом принялась успокаивать:

– Все хорошо… Я не сержусь… Ничего страшного не случилось.

Наконец Келлан отстранился, чтобы взглянуть на меня. Глаза у него покраснели, щеки были мокры.

– Как же тебе не сердиться после такого зрелища? Как можно не… – Его голос пресекся. – Как можно не возненавидеть меня?

Я удержала его лицо в ладонях:

– Скажи, кого ты целовал?

Келлан непонимающе сдвинул брови, а затем просветлел:

– Тебя… Я целовал тебя. Я вспоминал наш первый раз, когда ты сказала, что любишь меня.

Его улыбка лучилась сквозь страдание.

– Знаю, – кивнула я, тоже улыбнувшись. – Это было видно… Поэтому и не сержусь. Я знаю, что ты был со мной… И я очень тебя люблю.

Келлан обмяк в моих объятиях, испытывая неимоверное облегчение.

– Господи, спасибо тебе. Я страшно испугался и думал, что потерял тебя. В машине ты на меня даже не взглянула…