Кое-как отдышавшись, Гарет с трудом взобрался на свое сиденье и обнаружил, что рулевой колонки больше не существует, а педаль газа заклинило. Показавшимися ему очень долгими секунды он сидел, ничего не предпринимая, только тряс головой, чтобы прочистить мозги, и старался восстановить дыхание, но безуспешно, потому что броневик был полон дыма и пыли.

Следующий снаряд, взорвавшийся где-то неподалеку, вывел его из оцепенения, он поднялся, откинул свой люк и высунул голову. Ему показалось, что три батареи итальянской полевой артиллерии ведут огонь по нему прямой наводкой.

– Бог ты мой! – едва прохрипел он, и в ту же секунду еще один бризантный снаряд взорвался возле броневика, продолжавшего двигаться кругами. У Гарета снова помутилось в глазах, от ударной волны клацнули зубы. – Пора домой, – сказал он, выбираясь из узкого люка. Если бы он вылез на броню автомобиля одним мгновением позже, его ноги были бы раздроблены.

Не более чем в двух километрах от него майор Кастелани боролся с паникой, которую граф вселил в артиллеристов. Они заряжали и стреляли с такой единодушной страстью, что все тонкости артиллерийского искусства были начисто позабыты. Заряжающие и не думали о цели, они просто дергали вытяжной шнур, как только орудие было заряжено.

Крики Кастелани не производили ровно никакого впечатления на полу оглохших и почти обезумевших солдат. Последний призыв графа к смерти совсем вывел их из равновесия, и в мозгах у них помутилось.

Кастелани оттолкнул одного наводчика и с большим усилием разжал его руку, мертвой хваткой вцепившуюся в шнур. Горько проклиная доставшийся ему человеческий материал, он сам занялся наводкой. Он поворачивал и опускал толстый ствол до тех пор, пока в великолепной призме прицела крошечное насекомое не превратилось в большой броневик. Он описывал невероятные круги, значит, управление было потеряно, и Кастелани, уловив ритм, резким и коротким движением дернул шнур;

Восьмикилограммовый конической формы стальной снаряд практически горизонтально полетел над равниной.

Он был нацелен немного низко и потому прошел в нескольких сантиметрах под радиатором между передними колесами и ударился о землю прямо под сиденьем водителя.

Вся мощь взрыва, отразившись от земли, была направлена в незащищенное броней днище броневика. Она вырвала мотор, пробила днище, колеса распластались, как крылышки жареного цыпленка.

Если бы ноги Гарета Суэйлза в этот момент находились на полу, он получил бы смертельное и типичное для танкиста ранение – ниже колен кости были бы раздроблены.

Однако в этот момент он висел, наполовину высунувшись из люка, обе ноги его болтались в воздухе, и потому взрыв подействовал как углекислый газ в бутылке с шампанским. Гарет оказался в роли пробки и вылетел из люка, продолжая дрыгать ногами.

С расом произошло то же самое. Взрывной волной его выбило из башни, и в самой высокой точке своего полета он столкнулся с Гаретом. Они упали на землю одновременно, но рас оказался на спине у Гарета, и только чудом ни одного из них не задел меч, который летел вместе с ними и в конце концов глубоко вонзился в землю в пятнадцати сантиметрах от уха Гарета, уткнувшегося лицом в песок и пытавшегося сбросить с себя раса.

– Я предупреждал тебя, старина, – умудрился он прохрипеть, – что в один прекрасный день ты зайдешь слишком далеко.

Шум приближавшихся моторов, идущих на высоких оборотах, заставил Гарета предпринять решительные усилия и скинуть с себя раса. Он сел, сплевывая с разбитых губ кровь и песок, и тут увидел итальянские грузовики, которые с ревом неслись прямо на них, как бы пытаясь выиграть престижные гонки.

– Бог ты мой! – прохрипел Гарет.

В голове у него мигом прояснилось, он спешно полез на развороченный и еще дымившийся остов броневика. Скрываясь от глаз противника, он вдруг понял, что раса рядом с ним нет.

– А ну, расик, старый болван, давай сюда! – крикнул он отчаянно.

Рас, вновь вооружившийся своим верным мечом, стоял, пошатываясь, на ослабевших ногах. Он был оглушен взрывом, но его воинственный дух не остыл, и не оставалось никаких сомнений в том, что он задумал. Старик явно решил в одиночку выступить против всей моторизованной колонны и с боевым кличем устремился ей навстречу, со свистом размахивая своим мечом.

Гарету пришлось, увернувшись от острого лезвия, резким броском свалить раса наземь. Схватив сопротивлявшегося и громко вопившего старика, он доволок его до разбитой машины как раз в ту секунду, когда мимо них, рыча, пронесся первый грузовик. Мертвенно-бледные солдаты не обратили на них ни малейшего внимания. Они жаждали лишь одного – как можно скорее последовать за своим полковником.

– Заткнись ты! – рявкнул Гарет, когда рас уже открыл было рот, чтобы выкрикнуть им страшное проклятие на амхари.

В конце концов Гарету опять пришлось сбить раса с ног, завернуть ему шамма на голову, усесться сверху и пребывать в таком положении, пока итальянские «фиаты» не прогрохотали мимо в клубах пыли, словно гонимые хамсином, сухим ветром пустыни.

В какой-то момент Гарету показалось, что сквозь пыль между беспорядочно несущимися грузовиками он увидел горбатый силуэт «Свинки Присциллы». Он чуть-чуть ослабил хватку, и рас воспользовался этим, чтобы крикнуть что-то и взмахнуть руками, но броневик почти тут же исчез из виду, пристроившись в хвост улепетывавшему «фиату». Даже сквозь грохот множества моторов Гарет различил знакомый звук – стреляли из «викерса».