Джино пылко закивал:

– Кто может заменить вас в их сердцах, в их душах?!

– Джино! – Граф по-отечески похлопал его по плечу. – В будущем мне следует думать не только о себе.

– Господин граф, вы даже вообразить не можете, как я счастлив слышать ваши слова, – вскричал Джино, с облегчением думая о долгих днях спокойствия и безделья, которые он будет проводить в полной безопасности за оборонительными линиями лагеря Халди. – Ваш долг – командовать нами!

– Планировать!

– Направлять! – подхватил Джино.

– Боюсь, такова моя судьба.

– Богом порученное вам дело.

Джино поддержал вновь укладывавшегося на койку графа и с обновленными силами принялся за работу.

– Джино, – сказал граф немного спустя, – когда последний раз мы беседовали с тобой о жалованье?

– Несколько месяцев назад, господин граф.

– Давай вернемся к этой теме, – предложил успокоенный Альдо Белли. – Ты – бесценный бриллиант… В общем, еще сто лир в месяц.

– Мне приходила в голову сумма сто пятьдесят, – почтительно прошептал Джино.

Когда вечером в палатке-столовой, за ликерами и сигарами, граф изложил свою новую военную философию приближенным офицерам, они приняли ее с восторгом. Мысль о руководстве боевыми операциями из тыла казалась им не только разумной и полезной, но и внушенной свыше. Однако их энтузиазма хватило ровно до той минуты, когда они узнали, что новая военная доктрина не распространяется на весь офицерский корпус третьего батальона, а касается только полковника лично. Всем прочим предписывалось при любом удобном случае жертвовать собой во имя Бога, Родины и Бенито Муссолини. На этой стадии новая доктрина лишилась всенародной поддержки.

В конце концов сторонниками ее остались только трое – сам граф, Джино и майор Луиджи Кастелани.

Майор настолько возрадовался, что отныне ему вручается непосредственное командование батальоном, что впервые за многие годы он взял к себе в палатку бутылку граппы и долго смаковал ее, то и дело потряхивая головой.

На следующее утро кошмарная, чудовищная головная боль, какая бывает только после граппы, в сочетании с только что обретенной свободой привели к тому, что хватка майора стала еще крепче. Новый дух распространился по батальону, как огонь по сухостою. Люди чистили оружие, драили пуговицы, застегивали их доверху, старательно тушили сигареты, одним словом, слегка струхнули. Майор молнией носился по лагерю, неукоснительно исполняя долг свой, выявляя симулянтов и выпрямляя спины с помощью стека, который не выпускал из правой руки.

Почетный караул, который во второй половине дня встречал первый самолет, приземлившийся на только что сооруженной взлетно-посадочной полосе, так великолепно выглядел в своих глянцевитых кожаных портупеях, с сиявшими пуговицами, так превосходно маршировал, что даже граф Белли отметил это и выразил свое удовольствие вслух.

Самолет, трех моторный бомбардировщик «Капрони», с ревом появился в небе с севера, сделал широкий круг над запекшейся от зноя пустыней и приземлился, подняв своими пропеллерами настоящую пыльную бурю.

Первым из люка на брюхе показался политический представитель из Асмары, синьор Антолино; в своем льняном тропическом костюме, мятом и мешковатом, он казался еще более болезненным и потрепанным. Он приподнял соломенную шляпу в ответ на пылкое фашистское приветствие графа, они коротко обнялись – уж слишком низко стоял представитель на социальной и политической лестнице, – после чего граф повернулся к пилоту.

– Я хотел бы полетать на вашей машине.

Граф потерял всякий интерес к своим танкам, теперь он решительно ненавидел их и их капитана. По здравом размышлении он понял, что расстреливать капитана не стоит, и даже не отослал его в Асмару. Он ограничился тем, что накатал разгромную характеристику на целую страницу в его послужном списке и испытывал при этом огромное удовольствие, так как знал – таким способом он окончательно портит его карьеру. Ублаготворив себя этой местью, граф с танками покончил. Теперь у него был самолет. И романтично, и волнующе!

– Мы с вами облетим позиции противника, – заявил граф. – На соответствующей высоте.

Он подразумевал под этим – вне пределов досягаемости оружейного огня.

– Попозже, – сказал политический представитель таким властным тоном, что граф с достоинством выпрямился и одарил его самым высокомерным взглядом, под которым тот непременно должен бы был дрогнуть.

Однако на него это не произвело ровным счетом никакого впечатления.

– Я привез срочные предписания генерала Бадолио, которые он отдал лично вам устно.

Ледяное достоинство графа тут же куда-то испарилось.

– В таком случае пойдемте поговорим за стаканчиком вина, – с величайшей любезностью предложил он и, взяв представителя под руку, повел его к своему «роллс-ройсу».

– Генерал сейчас стоит под Амбой Арадам. Там, в горах, противник сконцентрировал большие силы, генерал их обстреливает тяжелой артиллерией и бомбит с воздуха. В соответствующий момент он нанесет решающий удар, и результат не вызывает сомнений.

– Совершенно с вами согласен, – с самым умным видом кивнул граф.