В середине виднелись золотые кудри Лорена и его улыбка, так непохожая на искусственные улыбки встречавших.

– Пошли! – Я схватил Салли за руку и нырнул в толпу. Я это умею. Двигаюсь на уровне ног окружающих, и напор на неожиданном уровне заставляет толпу расступаться, как воля Иеговы – воды Красного моря. Салли бежала за мной, как народ Израиля за Моисеем.

Мы перехватили «Англо-Стервесант» у стеклянной выходной двери, и я отпустил руку Салли, чтобы прорваться внутрь. Это мне удалось с первой же попытки, и Лорен едва не споткнулся об меня:

– Бен.

Я сразу увидел, как он устал. Бледность под золотистой кожей, темные пятна под глазами – но теплая улыбка на мгновение разогнала усталость.

– Прости. Следовало предупредить, чтобы ты не приходил. У меня срочное дело. Я направляюсь на встречу. – Он увидел выражение моего лица и быстро схватил меня за плечи. – Нет. Не делай поспешных выводов. Все остается в силе. Завтра в пять утра будь на аэродроме. Там встретимся. А сейчас мне пора. Прости.

Мы торопливо обменялись рукопожатием.

– До конца, партнер? – спросил он.

– До конца, – согласился я, улыбаясь этой школьной глупости, и Лорен со свитой исчезли за дверью.

Мы уже были на полпути к Йоханнесбургу, когда Салли наконец заговорила.

– Ты спросил про меня? Вопрос решен?

– Не успел, Сал. Ты же видела. Он жутко торопился.

Мы молчали, пока я не свернул к Институту и не остановил свой «мерседес» рядом с маленькой красной «альфой» Салли на пустой стоянке.

– Хочешь кофе? – спросил я.

– Уже поздно.

– Вовсе нет. Ты все равно не уснешь. Можем сыграть в шахматы.

– Ну хорошо.

Я отпер центральный вход, и через выставочные залы, заполненные стеклянными витринами и восковыми фигурами, мы прошли к лестнице, которая вела в мой кабинет и квартиру.

Пока я варил кофе, Салли зажгла огонь и расставила фигуры. Когда я вышел из кухни, она сидела нога на ногу на тисненом кожаном пуфе, раздумывая над шахматной доской. У меня перехватило дыхание: она была прелестна в пестром пончо, ярком, как мои восточные ковры; свет, падая сбоку, блестел на ее гладкой загорелой коже. Я испугался, что у меня разорвется сердце.

Она ласково посмотрела на меня большими глазами.

– Сыграем? – сказала она.

Если я сумею выдержать первую бурную непоследовательную атаку, то смогу разыграть свою комбинацию и обставлю Салли за счет долгой аккуратной игры. Она называет это ползучей смертью.

Наконец она с несколько преувеличенным вздохом положила набок своего короля, встала и начала беспокойно расхаживать по комнате, чуть сутулясь под ярким пончо. Я прихлебывал кофе и с тайным удовольствием следил за ней. Вдруг она повернулась и посмотрела на меня, расставив длинные ноги и уперев кулаки в бедра. Ее локти приподняли пончо изнутри.

– Ненавижу этого ублюдка, – сказала она высоким сдавленным голосом. – Высокомерный богочеловек. Я сразу узнала этот тип, как только увидела. Зачем, во имя всего святого, ему лететь с нами? Если мы сделаем крупное открытие, угадай, кому достанется слава!

Я сразу понял, что речь о Лорене, и меня ошеломила едкая злая горечь тона Салли. Позже я это вспомню и пойму причину. Но в тот миг я сначала изумился, потом рассердился.

– О чем это ты?

– Лицо, походка, толпа поклонников, снисходительный вид, с каким он раздает свои милости, огромное тщеславие…

– Салли!

– Привычная, бездумная, грубая самонадеянность…

– Прекрати, Салли! – Я вскочил на ноги.

– Ты видел этих бедняг вокруг? Они тряслись от страха.

– Салли, не смей так говорить о нем, не при мне!

– А себя видел? Самый добрый, самый мягкий, самый приличный человек из всех моих знакомых. Самый могучий ум, с каким мне посчастливилось работать. Видел бы ты, как подпрыгиваешь и машешь хвостом… Боже! Ты перевернулся на спину у его ног, подставил брюхо: «почеши, хозяин…» – Салли была на грани истерики: дрожала, побледнев, слезы струились по лицу. – Ненавижу тебя – и его! Ненавижу вас обоих! Он унизил тебя, выставил мелким прихвостнем и…

Я не сумел ничего ответить – так и стоял, онемевший и ошеломленный. Ее настроение вдруг изменилось. Она зажала рот ладонями. Мы смотрели друг на друга.

– Я сошла с ума, – прошептала она. – Зачем я все это говорю? Бен, о Бен! Прости. Прости, пожалуйста.

Она подошла, склонилась надо мной, обняла и крепко прижала к себе. Я стоял как истукан, холодея от страха в предчувствии того, что должно было последовать. Да, я страстно мечтал об этом, но все случилось так неожиданно, я так внезапно оказался в неизведанных краях, откуда нет возврата… Салли подняла голову, по-прежнему не выпуская меня из объятий, и посмотрела мне в лицо.