Странная гладкость ее голоса еще сильнее сбила меня с толку. Но как только до меня дошло, что они знакомы друг с другом – конечно, знакомы; не могла же Мерси ухаживать за птенчиками-мэб, не встречаясь с их хозяйкой, – я перестал удивляться глубокой неприязни Шелковой Марш к красивой и образованной дочери преподобного. Это отношение просачивалось темными нотками сквозь слабую улыбку.

– Можете ли вы сказать мне что-нибудь еще? – уговаривала она. – Вы же видите, я очень хочу помочь.

– Из-за моего брата?

– Думайте обо мне, что пожелаете, вы уже явно дали себе волю, но вам не следует считать, будто я не забочусь о своих братиках и сестричках.

В этом заявлении было намеренное тепло, я должен был услышать его в потрескивающих, оборванных согласных.

– Не я строила Нью-Йорк, мистер Уайлд, не просите меня переделать его по вашему вкусу. Могу ли я чем-нибудь помочь?

– Нет. Но спасибо. Вы пришли сюда выкачивать из меня информацию и предлагать сделку – очень мило с вашей стороны.

Я думал испугать ее, сбить с этого белого личика возмущенную улыбку. Но улыбка только стала шире.

– Возможно, Валентайн говорил вам, что я очень справедлива. Но мне кажется, вы не умеете ни прислушиваться к брату, ни ладить с ним.

– Ну да, я видел, как хорошо вы с ним ладите.

Этим словам удалось то, с чем не справились прямые оскорбления. Ну конечно. Какое бы сердце у нее ни осталось, она явно отдала его неподходящему человеку. Я пожалел о своих словах, когда понял, что сейчас она видит вместо меня Вала, видит, как он впервые так бесчувственно обошелся с ней. Ее губы на мгновение дрогнули, а потом она вновь овладела собой и улыбнулась, будто от этой улыбки зависела вся ее жизнь. Похоже на то. И, наверное, не раз.

Изящно, шурша зеленым шелком, она поднялась на ноги. Взглянула на свои перчатки, лежащие на прилавке. И заметила ночную рубашку. Чуть повернула голову, всматриваясь в меня.

– Не мог же я отправить Нила и Софию в церковь в этих тряпках, – брезгливо сказал я.

– Ну конечно, нет, мистер Уайлд, – согласилась она, сплошь кипящий сахар и яд. – Но все же надеюсь, вы заплатили им должное за… проведенную здесь ночь. Раз уж они, очевидно, неплохо вас развлекли. В своем заведении я всегда тщательно слежу за тем, чтобы проведенное время было должным образом возмещено.

– Если я найду среди ваших домочадцев еще одного птенчика-звездочета, Христом Богом клянусь, любое звездочетство в вашем доме сразу станет возмутительно незаконным.

Я и раньше знал: женщины способны вывести убийство на своих веках, а потом сладко подмигнуть парню. Но еще ни разу такого не видел. Здорово пугает, когда хорошо проделано.

– Трудно, должно быть, идти по жизни братом-коротышкой Валентайна Уайлда? Не удивительно, что вы столь озлобленный человек, – любезно заметила с порога Шелковая Марш.

– Так мне передать Валу ваши наилучшие пожелания?

Дверь захлопнулась.

К этому времени я чувствовал себя изрядно выжатым. Облегченным, рассерженным, возбужденным и измочаленным быстрыми и ловкими кулаками. Как только миссис Боэм вернется домой, решил я, мне придется очень вежливо сообщить ей, что этой женщине ни при каких обстоятельствах нельзя разрешать заходить в наш дом. Сейчас даже пекарский стол, за которым сидела Шелковая Марш – а ведь он уже становился для меня совсем домашним, – казался искривленным. Даже воздух изменился, и я не знал, как вернуть назад наш. Поэтому я снял шляпу, подошел к шкафу, где держал несколько полезных вещей, и плеснул в свой чай бренди.

Сзади послышались шаги – босые, призрачные.

– Я никогда не прячусь, – объявила Птичка.

Я обернулся. Вокруг талии повязан тряпичный поясок, распущенные волосы подчеркивают, какая она маленькая, в глазах ужас, а нью-йоркский акцент плавнее Гудзона.

– Конечно, нет, – усмехнулся я. – Господи, нет. Я думал – на самом деле, даже надеялся, – что ты подслушиваешь. Хорошенько спрятавшись, как настоящий платный нюхач.

Насколько мне удалось ухватить картину, сейчас был мой черед честной лжи. Ручки моей подружки дрожали. Устало кивнув, Птичка побрела к столу.

– Да, так и есть. Я разнюхивала. Как вы навешали ей оплеух.

– А я навешал?

– Я знала, вы ей вровень, а сейчас сообразила, почему. Я никак не могла въехать, с чего я сразу решила, что вы крутой парень. Но я вас узнала, она мне подсказала. Теперь я вспомнила.

Погрузившись вместе с чашкой в кресло, я оперся о колени и нагнулся к ней.

– Но ты же никогда меня раньше не видела.

– Не вас, – поправила она меня. – Всякий раз, когда там бывала вечеринка, я одевалась как служанка и разносила кроликам выпивку. Мистер Вэ. Он дал мне апельсин, вытащил из кармана. Я бы сообразила быстрее, если бы вы были одного размера.