Если бы удалось найти солидного покупателя древностей, размышлял Александр Петрович, строительство отеля можно было бы закончить за год-полтора. А это, учитывая нынешний туристический бум, решило бы все финансовые проблемы семьи. Соблазн был немалым.

Пуская из трубки дымовые колечки, сын капитана смотрел на ночные горы, на огни многочисленных гостиниц и мотелей, корпуса которых раскинулись темными склонами напротив, расползлись вдоль каменистых берегов Прута, взобрались по лесным просекам на поднебесные пастушьи пастбища. Там, под пестрыми металлокерамическими крышами, деревянными навесами и зонтиками летних кафе, играла музыка, рычали моторы, смеялись дети, вспыхивали огоньки смартфонов. Гости Карпатского края проедали, пропивали и выпаривали в саунах доллары, евро, рубли и гривны.

Если бы не проклятый кризис, думал Александр Петрович, он уже был бы владельцем такого же прибыльного заведения. Не какого-то там убогого гэст-хауса с провонявшими мышиным пометом комнатами, а настоящего охотничьего приюта для состоятельных туристов, с приличной ресторацией, гаражом для снегоходов, бассейном и сауной. Купил бы себе тюнингованную спортивную «бэху». А со временем осуществил бы заветную мечту: получить лицензию на учреждение частного аэроклуба и летать над Карпатскими хребтами на личном самолете. И не на старенькой, обшарпанной «цессне», арендованной им в лучшие времена, а на реактивном Cirrus Vision SF5. Фотографию этого безупречного вип-джета, вырезанную из журнала, сын капитана оправил в лакированную рамку и повесил над супружеской кроватью. Мысленно Александр Петрович называл себя «эсквайром». И если бы построил отель, то назвал бы его «Ранчо эсквайра Алекса» или «Приют эсквайра Алекса». А может и так: «Заимка эсквайра Алекса». Окончательно он еще не решил.

«А самое гнилое попадалово в том, что не с кем посоветоваться, – признался себе будущий карпатский эсквайр, докуривая вторую трубку. – Положиться, в случае чего, тоже не на кого. Женины родственнички из Микулычина пьющие и ненадежные. А еще и жадные. До желтого блеска в глазах. Им большие деньги и показывать-то нельзя: украдут, да и убить могут. А сама Мария за все годы совместного бизнеса так и не научилась держать язык за зубами. Не дай бог, разболтает о сокровище по всему Яремче. Павлуша, если его не контролировать, наделает глупостей. Это как пить дать. Лузер хренов, за столько лет даже диссертации не осилил».

«Все нужно делать самому», – решил старший Вигилярный и решительно направился в верхнюю комнату. Из спальни показалась взъерошенная супруга, но, глянув на лицо мужа, закрыла дверь.

«Вот это ты правильно сделала, – мысленно одобрил ее Александр Петрович. – Теперь, Машенька, не до тебя. Уж извини».

– Григорий, попробуйте вон тех жареных перепелок, – посоветовала Сковороде Клементина. – Новый повар Констанцы очень искусен в приготовлении дичи. Он родом с Ассизы и перед прожаркой томит дичь в кислом соусе с сиенским базиликом и кардамоном, а потом, перед подачей на стол, поливает ее горячим сиропом, сваренным из цедры померанцев. Так вкусно! У вас на севере растут померанцевые деревья?

– Манти, померанцевые деревья на севере не выживают, – опередила гостя Констанца. – Там долгие ледяные зимы, а померанцы боятся холодов.

– Вы правы, – подтвердил Григорий, наблюдая за тем, как лакей выкладывает на его тарелку подрумяненное мясо перепелок. – Зимы у нас бывают долгими. Начинаются они за Михайловым днем и длятся в иные годы до Благовещенья. Даже такая знатная река, как Борисфен, покрывается льдом, бывает, от берега до берега. И лед крепкий, панцирный, здоровенные возы и коней выдерживает. В турецкую кампанию литые пушки по нему возили, сам видел. А со степей зимой дуют ветра восточные, да такие сильные, что способны крепкого мужа сбить с ног и покатить по полю. И такую презнатную метель те ветра поднимают, что за два шага человека не видать. Случалось, что отцовский дом за одну ночь снегом забрасывало. Сугроб дыбился до самой крыши. Мы дверей отворить не могли. Разбирали крышу, делали дыру и сквозь нее, как из ковчега звери Ноевы, на свет Божий выбирались.

– Какой ужас! – искренне поразилась Клементина. – Станца, милая, ты слышишь?

– Вы мужественные люди, гиперборейцы, если способны выдерживать такие зимы, – заметила масонка. Она подняла бокал:

– И Плиний Старший, и Гораций завещали нам, что истина сокрыта в вине. Пусть это, посвященное Венере, вино поведет нас темными путями опьянения. Поведет к познанию гармонических и регулярных истин, действительных как для теплой Италии, где мужчины стали галантными, изменчивыми и слабыми, так и для страны казаков, где и в наше время живут люди сильные и цельные, похожие на древних римлян, моих славных предков. In vino veritas!

Они выпили. Григорий в который раз подивился крепости и густоте выдержанного тосканского вина. Голова отставного певчего кружилась, присутствие красивых молодых женщин вдохновляло его резвое воображение искусительными картинами и греховными фантазиями.

– Подобного сему вина я в жизни своей не пил, – искренне признал он. – Изрядный напиток.

– На мой вкус, старое кипрское слаще тосканского и со временем обретает благородные оттенки, но мой муж – увы! – скуп, и с Рождества мы еще не пополняли запасы кипрского, – сообщила Констанца. – А каковы женщины и девы в стране казаков? Встречаются ли в нынешних степях воинственные и беспощадные Геродотовы амазонки?

– Об амазонках не слышал, а женщины у нас белокожие, чернявые и стройные. Они не воинственные и вовсе не беспощадные. Добрые христианки.

– Они стройнее итальянок? – улыбнулась Констанца.

– Я видел не так уж много итальянских красавиц, чтобы дерзал сравнивать. Если они все подобны вам, Констанца, и вашей сестре…

– Не все, – фыркнула Клементина.

– Манти права, – улыбнулась жена банкира. – Иногда встречаются такие чудища!

– Как, к примеру, толстозадая дочь графа Рески.