— Ваше Высочество, — сказали они, — мы должны почтить богов в первую очередь, иначе они разозлятся!

Новоиспеченный царь забурчал. Он не верил в богов и был уверен, что все эти истории были ничем иным, как полной чепухой, с помощью которой жрецы поддерживали порядок.

В ту ночь Салмоней сидел в своем частично отстроенном дворце и наблюдал, как его подданные трудятся, несмотря на поздний час, нанося последние штрихи на храм Зевса, великолепный со своей золотой крышей и мраморными полами. До его носа доносились аппетитные ароматы сжигаемой в церемониальном огне еды.

— А вот мне они вкусностей не принесли, — пробормотал Салмоней сам себе. — Они так боятся богов, но совсем не боятся собственного царя? Их отношение было бы совсем иным, будь я богом…

Тут ему в голову пришла нехорошая идея. Он вспомнил, как они с братьями в детстве играли в отцовском дворце, наряжаясь в героев и богов. Салмонею перевоплощения удавались лучше всех.

Он вызвал своего доверенного советника и сказал:

— Мой доверенный советник, предстоит работа. Нам понадобится реквизит и костюмы.

Советник нахмурился.

— Мы устраиваем представление, Ваше Высочество?

Салмоней усмехнулся.

— Вроде того…

Несколькими днями позже Салмоней закончил с приготовлениями. Он облачился в костюм, встал на отделанную колесницу и выехал на улицы столицы.

— Падите ниц! — крикнул он во всю мощь легких. — Ибо я Зевс!

Один крестьянин от неожиданности выронил корзинку с оливками. Какая-то женщина свалилась с осла. Многие горожане с криками бросились врассыпную, боясь, что царские кони их затопчут.

Салмоней производил сильное впечатление. На нем были белые одежды с золотой нитью. В волосах поблескивал золотой венок. Зная, что орлы являются священными птицами Зевса, Салмоней нарисовал орлов на боках колесницы. За ним, прикрытые парусиной, стояли две медные литавры. Всякий раз, когда он поднимал руку, его советник (который тоже прятался под парусиной и чувствовал себя не очень комфортно) бил в литавры, из-за чего по округе разносился звук, похожий на приглушенный гром.

Салмоней ехал по улицам и кричал:

— Я Зевс! Принесите мне вкусной еды!

Наконец он остановился у подножия новенького храма Зевса и развернул колесницу к собравшейся толпе.

— Вы будете поклоняться мне! — приказал он. — Ибо я бог!

Кто-то посмелее заметил;

— Ты выглядишь как Салмоней.

— Да! — подтвердил Салмоней. — Но я и Зевс! Я решил вселиться в тело вашего царя. Вы будете почитать его, как почитаете меня. Этот храм станет моим дворцом. Вы будете приносить сюда свои подношения. Сжигать их не нужно, это расточительство. Я буду их съедать.

Несколько особо робких подчинились и поставили корзинки с едой на землю перед колесницей.

Другой мужчина подал голос:

— Почему на твоей колеснице нарисовали курицы?

— Это орлы! — взревел Салмоней.

— А похожи на куриц, — твердил свое мужчина.

— Тихо, смертный! — Салмоней пнул прятавшегося советника. Тот стал стучать в литавры.

— Видите? — спросил Салмоней. — Я могу вызывать гром!

Какая-то женщина из задних рядов спросила:

— А кто там у тебя за спиной под одеялом?

— Никого! — крикнул Салмоней, а по шее у него побежала капелька пота. Все шло не так хорошо, как он надеялся, и потому он решил задействовать реквизит.

Он выхватил из ведра самовоспламеняющиеся факелы ($99.99 в «Уолмарте») и швырнул один в женщину в толпе.

Люди закричали и бросились врассыпную, но факел, никому не навредив, упал на мостовую.

— Видите! — воскликнул Салмоней. — Я бросил в вас перун! Не провоцируйте меня, иначе я покараю вас молниями!

— Но это факел! — крикнул кто-то.

— Ты сам напросился, смертный! — Салмоней начал швырять в толпу факелы и пинать советника, чтобы тот не забывал о музыкальном сопровождении, но вскоре эффект новизны прошел и люди разозлились.

— Бу-у! — крикнул кто-то.

— Самозванец! — подхватил другой. — Фальшивый ЗЕВС!

— Настоящий ЗЕВС! — крикнул Салмоней в ответ. — Я и есть ЗЕВС!

— ТЫ НЕ ЗЕВС! — взревела толпа.

Столько людей начали выкрикивать имя «Зевс», что сам босс на Олимпе услышал. Он взглянул вниз и увидел смертного в дурацком костюме на колеснице с нарисованными по бокам курицами, подбрасывающего факелы и называющего их перунами.