Как он мог быть таким слепым? Не знаю. Наверное, ему хотелось верить, что Афродита сможет его полюбить. Или он решил, что она полюбит его, если он исполнит какое-то ее желание. Да, разумеется, он замечал, как другие боги шепчутся и хихикают у него за спиной, но Гефест давно к тому привык.

Он начал что-то подозревать после рождения Афродитой первенца. Гефест ожидал увидеть такого же младенца-калеку, каким был он сам, или хотя бы что малыш унаследует от него какие-то черты — голову неровной формы, лицо в бородавках, может, даже бороду.

Но появившийся на свет мальчик, Эрос, был идеален — прекрасен и здоров. И он удивительным образом походил на Ареса.

«Хм, — подумал Гефест, — странно».

Следующей у Афродиты родилась дочь Гармония, и вновь в ребенке ничто не напоминало Гефеста. Богу-кузнецу стало неуютно. Каждый раз, когда он обращался к Гармонии «дочка», остальные боги будто изо всех сил сдерживали смех, а Афродита с Аресом обменивались многозначительными взглядами.

Наконец титан солнца Гелиос пожалел Гефеста. Со своей колесницы а-ля магнит для цыпочек Гелиос видел все — даже то, что ему видеть не хотелось, — так что он лично наблюдал развитие отношений Афродиты и Ареса, выходящих далеко за рамки приятельских.

Как-то вечером он отвел Гефеста в сторону и сказал:

— Старик, не буду искать смягчающих слов, их нет. Твоя жена тебе изменяет.

Гефесту почудилось, что ему врезали по лицу трехфунтовой кувалдой — одной из этих классных штук с ручкой, покрытой стекловолокном для предотвращения скольжения, и двумя коваными рабочими поверхностями стального бойка.

— Изменяет? — переспросил он. — Быть того не может!

— Очень даже может, — хмуро заверил Гелиос. — Я лично их видел. Не то чтобы я смотрел! Ну, скажем так, их было трудно не заметить.

И титан солнца рассказал, как Афродита и Арес, стоило Гефесту отправиться на работу в кузницу, уединялись в его апартаментах и уютно устраивались прямо в его спальне.

Казалось, сердце Гефеста попало в печь. Оно плавилось от страданий. Раскалялось от ярости. И наконец, остыло и затвердело в нечто очень прочное и острое.

— Спасибо за подсказку, — сказал он Гелиосу.

— Я могу тебе чем-то помочь? Хочешь, обеспечу им страшные солнечные ожоги?

— Нет-нет, — ответил Гефест. — Я сам разберусь.

Гефест вернулся в свою кузницу и выковал особую сетку из золотых нитей, столь же тонких, как паутина, но крепких, как стальные канаты на мостах. Затем он заколдовал сеть, чтобы она быстрее и не хуже цемента прилипала к попавшим в нее жертвам и полностью их обездвиживала.

Проковыляв к себе в спальню, он натянул сеть на четыре столбика кровати на манер невидимого балдахина, а под простыни установил реагирующий на давление пусковой механизм.

После чего Гефест вернулся в гостиную, где Афродита читала свежий любовный роман.

— Дорогая, я отправляюсь на Лемнос! — объявил Гефест. — Может, задержусь там на несколько дней.

— О? — Афродита подняла взгляд от книги. — Несколько дней, говоришь?

— Да. Не скучай. Пока!

Афродита улыбнулась.

— Пока. Повеселись там!

Гефест собрал свой ящик с инструментами, оседлал ослика и отчалил. За всем этим с ближайшего балкона наблюдал Арес. Убедившись, что Гефест и правда отправился на Лемнос, бог войны тут же поспешил к ожидающей его в апартаментах бога-кузнеца Афродите.

— Привет, малыш! — сказал Арес. — Скучала?

Они перешли в спальню, но времени поразвлечься у них не оказалось. Стоило им раздеться до нижнего белья и прыгнуть в кровать, как ловушка сработала.

Золотая сеть упала и прилипла к ним не хуже ловушки для мух. Боги забились и завизжали. Серьезно, Арес выдал ноту куда выше Афродиты. Но все было бесполезно: их намертво прижало к кровати, и они не могли не только пошевелиться, но и изменить облик.

Вернувшийся Гефест ворвался в спальню с топором в руках.

— Папа вернулся! — прорычал он.

Он обдумал идею поступить с ними по-кроновски и превратить спальню в сцену ужастика, но решил этого не делать. По мнению Гефеста, для любовничков не было перспективы кошмарнее и постыднее, чем оставить их вот так, застигнутыми в процессе измены. Афродиту, с поплывшим макияжем и растрепанными волосами, застывшую на кровати в позе, словно ее сбила машина, в компании голосящего и хныкающего Ареса, на котором из одежды были только красные носки и боксеры с эмблемой «G.I. Joe».