12 июня 1919 г. Мэйсон писал из Иокогамы Шиффу о просьбе высокопоставленного британского офицера довести до сведения Американского еврейского комитета, что группа британцев еврейского происхождения весьма озабочена сложившейся трагической ситуацией в Сибири и что они готовы выступить совместно с комитетом или любым другим агентством для обеспечения необходимой защиты евреев. Британский Верховный комиссар Сибири сэр Чарльз Элиот, с пониманием отнесшийся к обращению соотечественников, распорядился проинформировать всех союзников в Сибири, а через них – правительства о действительном положении евреев в России, извращенном наиболее озлобленной пропагандой. Мэйсон отмечал, что почти все национальности прежней Российской империи были оформлены в Сибири в активные организации, последние же дружески обменивались политическими, военными, финансовыми и иностранными [682] советниками. В качестве иллюстрации он приводил Латышское бюро Сибири, которое образовалось сразу же после побед латышей в составе Красной армии. Одно время считалось, что латыши – главнейшая опора для большевиков в Европейской России. «Латышские государственные деятели, поняв неизбежный результат такой дурной славы и вредность молвы, быстро предприняли шаги в правом направлении. Там без всяких сомнений заняли новое положение. Ныне они являются составной частью союзников». «Миллионы рублей, – писал Мэйсон, – пожертвованные небольшим еврейским населением, использовались для целей новой Сибирской армии. И, несмотря на это, еврейское население оскорблялось похлеще самых черных дней самодержавия, а в некоторых отношениях даже еще более».

«Поощряемое всеобщим союзническим сочувствием, Сибирское правительство, в составе прежних лидеров царского режима, открыто оправдывает убийство и разбой, – продолжал Мэйсон, – они издают и распространяют листовки, призывающие к уничтожению еврейского населения, открытки с надписью «Убей жида». Выясняется, что союзнические должностные лица в Сибири не замечают этого, смотрят сквозь пальцы, в то время как результатом «подогревания страстей» становятся кровавые события. Головы большинства союзников отравлены постоянной и систематической агитацией против еврейского народа». Мэйсон предлагал: «Американскому еврейскому комитету следует собирать текущую информацию о еврейском вопросе в Сибири, в посильном сопоставлении с Европейской Россией. Представитель комитета, не отягощенный общественными функциями, во время поездки мог бы производить осторожные наблюдения, которые способствовали выяснению обстановки».

Оскар С. Страус также сталкивался с антисемитской пропагандой на Дальнем Востоке. Он предоставил Луи Маршаллу копию российского доклада, датированную сентябрем 1918 г., а Маршалл переправил документ Шиффу. Доклад, написанный в защиту генерала Хорвата, восхвалял политическую роль генерала, которая начиналась, «когда Восточной Китайской железной дороге угрожали толпы международных анархистов, германских военнопленных, еврейских авантюристов и российских большевиков». Союзники же, – выражалось недовольство в документе, – предпочитали поддерживать «некую группировку из совершенно неизвестных для России лиц».

«Союзники, полагая, что так называемое Сибирское правительство было новой (коренной) фракцией «Российской демократии», торопливо изъявили свое согласие признать евреев и Сибирское правительство… В настоящее время Сибирское правительство финансируется международным еврейством, той же самой группой, которая первая профинансировала Российскую революцию марта 1917 г. (с помощью Немецкого банка), позднее – ноябрьскую российскую революцию (с помощью Немецкого банка) и, наконец, предоставила свою финансовую поддержку господам Ленину, Троцкому и другим российско-еврейским лидерам, тем, против кого теперь борются союзники».

Информация об усилении антисемитизма на территориях, контролируемых Колчаком, поступала со всех сторон. Луис Д. Корнфиелд, корреспондент New York Times и представитель американского Красного Креста в Сибири, заявлял, что подчиненные Верховного правителя «планируют, интригуют, сплетают заговор, заверяя в незамедлительности отмщения большевикам и евреям». Еврей-американец российского происхождения Корнфиелд, не симпатизировавший режиму, сообщал из Омска, что сила адмирала полностью зависела от военной власти, а сам Колчак «чрезвычайно далек от народных масс».

Сибирский поверенный, член Комиссии по координации законодательств между северной Россией и Сибирью Луис Фельдман заявлял: «…в целом, это царство реакции и террора». Георгий В. Ломоносов, любимец Совдепа, подмечал: «Как только сибирский хедив Колчак показался на горизонте… восстановились самодержавные правила против евреев». Военнопленные в сибирских лагерях – о них мы сообщим несколько позднее – также жаловались на угнетающую антисемитскую атмосферу. Сионист и военнопленный архангельского лагеря Нахим Торсцинер писал 24 июня 1919 г.: «Сибирские евреи предпринимают усилия, чтобы помочь нам материально, в то время как сами бедствуют. Не материальная сторона существенна для свободного народа, который может зарабатывать и здесь, а политическая. В каждом отношении это возврат к старому, и я с сожалением должен сказать, боюсь, что к худшему. Сибирские газеты воспользуются любой возможностью для антисемитской пропаганды». В Омске были в обращении деньги с надписью «Боже, царя храни» и «Смерть евреям! Спасите Россию».

Доклад, отправленный из Сибири в Британский объединенный Комитет в октябре 1919 г., отмечал более чем прохладное отношение крестьян, для которых колчаковский режим ничего не сделал. Поэтому возникала необходимость «стимулировать их антибольшевистское рвение», а наиболее верный способ для достижения этого заключался в идентификации большевиков с евреями. В начале 1919 г. стало привычным в Омске говорить о советском правительстве как о небольшом клубке из иностранцев, который будет разрублен, как только до него доберутся отряды Колчака. Подобное мнение поддерживалось также некоторыми омскими евреями, «в благодарность возносящими адмирала Колчака, доверяющими искренности его слов и надеявшимися на способность Верховного правителя контролировать реакционные элементы из своего ближайшего окружения».

Однако между январем и апрелем 1919 г. в Омске стали заметно набирать мощь реакционеры. В то же самое время возобновились усилия прессы и других средств пропаганды по преобразованию антибольшевистской кампании в религиозный крестовый поход. Это обусловливалось, – согласно докладу, – отходом чехов и увеличившимся влиянием старых офицеров имперской армии. Стены Омска белели от листовок, призывавших крестьянство защитить церковь от угроз; портреты Ленина и Троцкого, с карикатурными еврейскими особенностями, были расклеены на большинстве уличных перекрестков. Ген. М.К. Дитерихс, назначенный в июле главнокомандующим Сибирской армией, издал воззвание, призывавшее к крестовому религиозному походу. Чарльз Элиот говорил автору доклада, что он предупреждал генерала Дитерихса о том, что его воззвание воспринимается как подстрекательство к антисемитским эксцессам. Хадсон, принявший позднее пост Высокого комиссара, выражая свой восторг генералу Дитерихсу по поводу его искреннего желания помочь несчастным крестьянам, советовал воздерживаться от антиеврейских предубеждений.