Столь подробный обзор бичераховского генералитета призван «оттенить» социальный портрет Добровольческой армии, костяк которой изначально состоял из представителей высшего генералитета. Ядро будущей Добровольческой армии – Алексеевская военная организация объединяла главным образом офицеров и генералов. Только в 1-м Кубанском (Ледяном) походе участвовало 12 генералов, 54 полковника и подполковника. 24 участника похода имели академическое образование628. В дальнейшем число высших и старших офицеров в Добровольческой армии только росло. Должностей на всех офицеров и генералов, даже самых талантливых и храбрых, не хватало. В составе Добровольческой армии имелись части, полностью состоявшие из офицеров.

Добровольческая армия, по мере возможности, повторяла организационно-штатную структуру русской армии, использовала ее уставы и наставления. Новому времени были сделаны лишь частные уступки (например, обращение офицеров к солдатам на «вы», а солдат к офицерам – по чинам).

В бичераховском отряде сословные преграды были стерты еще в персидский период, когда партизаны едва не заразились революционными идеями от масс беспорядочно уходивших домой русских войск и казаков. Тем не менее командованию отряда удалось удержать ситуацию в некоем пограничном состоянии: офицеры сняли погоны, но не отказались от чинов; казачьи и солдатские комитеты, едва организовавшиеся в Персии, в дальнейшем прекратили свое существование; демобилизационным настроениям удавалось противостоять высокими окладами и хорошим питанием казаков. Все это позволяло сохранять отряд как крепкую боевую единицу, которая, впрочем, в небоевых условиях достаточно быстро и глубоко морально разлагалась: казаки начинали пьянствовать, дебоширить и грабить местное население. Таков был «революционный» отпечаток на бичераховском отряде. В октябре, вместе с организацией Кавказской армии и «флота», Бичерахов вернул своим подчиненным и погоны. Это хорошо видно на опубликованных в этой книге фотографиях бичераховцев, относящихся к началу 1919 г. [13]

Первоначально сведения, доходившие до Бичерахова о Добровольческой армии и ее вождях – генералах Алексееве, Корнилове, Деникине, – были крайне фрагментарны. Это неудивительно. Кубань и низовья Дона были бесконечно далеки от Петровска и Баку. Между ними и юго-восточным Кавказом, бывшим сферой деятельности Бичерахова, протянулось почти непреодолимое расстояние, занятое множеством враждующих между собой правительств и народов. Для 1918 г. весьма характерной была ситуация, когда в значительно более близких пунктах неделями ничего не знали друг о друге: во Владикавказе не знали о том, что происходит в Грозном, в Моздоке – что происходит в Пятигорске, в Темир-Хан-Шуре ничего не знали о Петровске, в Баку о Елизаветполе и т. д. И уж конечно, за 900 километров до Екатеринодара доносились лишь отголоски того, что происходило в Баку, Петровске и Дагестане.

Что знали о Бичерахове в стане Добровольческой армии? «Слухи о нем доходили до нас уже в Екатеринодаре, но определенного о его деятельности никто ничего не знал, и даже до сих пор не знаю, в какой степени он был генерал, – обобщал впечатления екатеринодарского обывателя морской офицер К.К. Шуберт. – Как бы то ни было, это был человек незаурядного размаха. В Баку он владычествовал довольно долго и сумел объединить вокруг себя все враждебные большевизму круги. Ему подчинились и Каспийская флотилия, и все военные чины, случайно застигнутые в Баку и его районе. Военные действия его по обороне города и прилегающего к нему нефтяного района были довольно удачны. Он располагал значительными средствами, добытыми, как говорят, в Персии. Это тоже привлекало к нему сторонников». «Социал-революционному Каспийскому правительству» приписывались огромные амбиции: оно, как считали в стане добровольцев, «мечтало подчинить своему влиянию весь Северный Кавказ, Черноморье, Кубань»629.

Неизменно очарованные своим начальником чины отряда (Кавказской армии) разносили везде, где оказывались, легенды о Лазаре Бичерахове. «В разное время я встречался с разными его сподвижниками и не могу сказать, чтобы отзывы о нем были особенно неблагоприятны», – свидетельствует К.К. Шуберт. Г.Д. Ивицкий вспоминал, что «приверженцы Бичерахова с упоением рассказывали, как их командующий закуривал в ресторанах тысячерублевыми банкнотами»630. Принимая во внимание такие черты характера Бичерахова, как тщеславие, склонность к позе, широкому жесту, подобные поступки вполне могли иметь место.

Кроме слухов, уже в августе 1918 г. агенты военно-политического отделения Добровольческой армии в Закавказье подробно информировали руководство армии о деятельности Бичерахова в Баку. Сообщалось, в частности, что «в последних числах июля в Баку произошел кризис власти: большевистская власть была свергнута отрядом партизан численностью до 10 тысяч человек под общим командованием полковника Бичерахова, имевшего богатую артиллерию (гаубицы, мортиры и тяжелые орудия), частью из оставленных русскими в Персии, частью привезенных из Красноводска, попавших туда с русского фронта, и большого количества снарядов. Партизаны со взятием Баку получили огромное имущество, Каспийскую военную флотилию, гидроавиационную станцию с исправными аппаратами, много грузовых, легковых и несколько броневых автомобилей, большие запасы интендантского имущества и весь нефтяной район, большей частью годный к эксплуатации»631. Данные эти, доложенные генералу А.И. Деникину, несмотря на некоторые неточности, достаточно объективно отражали картину.

Аккумулируя негативное мнение о Бичерахове в Екатеринодаре, К.К. Шуберт сообщал: «Он вел себя маленьким царьком и, не стесняясь (здесь и далее выделено мной. – А. Б.), раздавал чины и императорские боевые ордена… По-видимому, это был чистой воды авантюрист, каковых немало выкинуло на свою поверхность русское безвременье.» Любопытно, что другой свидетель бичераховских награждений, Г.Д. Ивицкий, описал наградную политику Бичерахова в тех же словах: он «не стеснялся производить в чины и щедро раздавал награды императорскими орденами»632.

Этот недостаток скромности делал Бичерахова в глазах общественности авантюристом. Шуберт делал из этих наблюдений любопытный вывод, очевидно и в этом случае транслируя обыденное мнение о Бичерахове: «Мне кажется… он, подобно многим крупным русским людям этой эпохи, действовал исключительно «во имя свое», не во имя Христово, не во имя Царя и Родины. Деятельность его, как бы кипуча и разностороння она ни была, по существу своему была беспочвенна и лишена будущего»633.

Интересно, что Бичерахов, в свою очередь, был невысокого мнения о перспективах добровольческого движения. О последнем до Бичерахова доносились лишь слухи (в октябре 1918 г. он писал А.И. Деникину: «В целом у меня только слухи о вашей армии»). Первоначально он оценивал добровольческое движение как очередной сепаратистский проект, каковым, впрочем, он считал любую политическую силу, не отвечавшую его упрощенческой концепции «русской ориентации». Летом 1918 г. он писал брату: «Алексеевы, Красновы, Семеновы, Дутовы, Деникины, Скоропадские, свободная Грузия – все это на ложном пути, все это не жизненно»634. К осени достоверных данных о добровольцах не прибавилось.