«Ледяное Жало повинуется только одному хозяину». Разве Урук однажды не сказал мне этого? Но в какой мере повинуется? Осмелюсь ли я позволить Йонану отойти на второй план, притаиться внутри меня? Я был уверен, что внимание Тарги сейчас всецело занято Уруком. Что будет, если болевой удар, предназначенный человеку с топором, достанет и меня? Толар и Ледяное Жало… Странно, почему я прежде не пытался использовать возможности того чужака внутри себя, который знал о могучем оружии куда больше моего?

Нет, это неверно! Пытался, и не раз. И сейчас Толар всплыл в моей памяти как по команде. Ледяное Жало становится частью своего владельца лишь в том случае, если повинуется этому владельцу. Знал ли Толар все возможности волшебного оружия?

Я решил использовать последний и единственный шанс спасти Урука и снова направил все силы на то, чтобы обуздать боль и открыть внутри себя дорогу Толару.

Хотя фасы сидели на корточках вокруг меня и я, несомненно, мог считать себя их пленником, разум мой принадлежал пока что мне. И я сосредоточил на мече всё своё внимание.

«Ледяное Жало!» — мысленно воззвал я. Из своего желания и необходимости помочь Уруку я лихорадочно сплёл нить, крепкую и гибкую, как щупальца–верёвки фасов. В тот момент я поступал бессознательно, потому что всё предпринимаемое мною находилось за пределами знаний не только Йонана, но и Толара. Окружающий мир исчез для меня, в нём сейчас существовали лишь два понятия: Ледяное Жало и моя воля.

Я немало слышал о самодисциплине тех, кто владел Силой. За всеми волшебными чудесами, которые они могли являть, стояли годы упорных тренировок. Зато потом они направляли свою энергию куда угодно, и сама земля повиновалась им; при этом они иногда и сами погибали, испепелённые вызванной энергией.

«Ледяное Жало!..»

Неужто правда? Клинок засверкал ярче, подобно языку пламени в траве, вытоптанной нашими ногами во время схватки. Я отринул всё постороннее и попытался предельно сосредоточить волю. Если представить это в виде длинного коридора, то я шёл по нему и последовательно закрывал за собой все двери, кроме последней, в самом дальнем конце.

«Ледяное Жало!..»

Под моим пристальным взглядом меч начал приподниматься, как будто его подбирала невидимая рука, делая гигантский замах.

Предощущение удара на миг ослабило мою сосредоточенность, но я тут же спохватился и снова сфокусировал волю на том, что мне предстояло сделать.

«ЛЕДЯНОЕ ЖАЛО!..»

Я вложил в этот призыв всю свою силу и препоручил Толару послать мечу приказ, используя данный ему Дар.

Меч приподнялся над землёй и заскользил клинком вперёд, будто мои мысли и в самом деле были верёвкой, обвившей его рукоять. Он достиг места поединка и упал на траву между Уруком и Тарги.

Властелин Тьмы всё ещё балансировал своим жезлом, как копьём, но пока ещё так и не метнул его. Намеревался ли он это сделать или просто накапливал новый заряд энергии? Урук отступил на шаг, затем ещё на шаг.

«Ледяное Жало!»

Я вложил в свой безмолвный приказ весь остаток сил. Могли я прежде думать, что обладаю такой способностью, или ЭТО проявилось только сейчас, в результате предельного напряжения внутренних сил?

Меч на земле дёрнулся, клинок приподнялся, но кристалл рукояти оставался на земле, и клинок тут же упал обратно, так как энергия моя полностью иссякла. Но всё–таки, падая, он ударил остриём Тарги по ноге.

Чудовищная вспышка ярости ослепила, обожгла невыносимой болью мой открытый и незащищённый мозг. Всё, конец! И, проваливаясь в небытие, я успел только подумать, уловить угасающим сознанием:

«Вот она, смерть…»

Но это была ещё не смерть, потому что через какое–то время я начал приходить в себя, и вновь первым ощущением стала боль. Она переполняла всё моё существо, пульсировала в самых дальних клеточках и превращала меня в съёжившееся животное, не знавшее, куда укрыться.

Что–то коснулось моего лба прямо между глаз. Сначала это лёгкое, почти невесомое прикосновение только усилило боль. Потом пылающий мозг почувствовал живительное дуновение прохлады и несказанное чувство облегчения. Словно щедрый дождь пролился на иссушенную зноем землю.

Я открыл глаза.

Сначала я увидел небо, по–прежнему сплошь серое, потом лицо склонившегося ко мне человека. Где–то я его видел, но где — этого мой отупевший, изнурённый мозг не в состоянии был вспомнить.

— Урук? — через силу проговорил я непослушными губами. Он кивнул, и морщины под козырьком шлема разгладились.

Память постепенно возвращалась ко мне. Я припомнил и второе имя.

— А Тарги? — спросил я. Чело Урука вновь омрачилось.

— Мы обманулись, он жив, — сказал Урук вслух, и я понял, почему он не решился использовать мысленное касание. Мозг мой походил на взбитое яйцо, и коснуться его сейчас значило бы сделать меня умалишённым.