Сержан подошел к микроскопу, и Йозеф отодвинулся, чтобы его шеф мог взглянуть на стекла.

– Вы правы, с подобным мы пока не сталкивались. Только этого нам и не хватало, – пробормотал он, помолчал, потом достал из кармана пиджака мятый и грязный листок бумаги. – Доктор Руссо испарился. Дюпре привез ему продукты и нашел на столе вот это письмо. Руссо сообщает об отставке, не требует выплаты полагающегося ему жалованья и объясняет, что не в силах выносить одиночество, жару, комаров и, главное, «неуловимость» Кармоны. Он продержался меньше трех месяцев. Я надеялся, что его хватит на дольше. Руссо пишет, что боится сойти с ума, что слышит голоса. Станция брошена на произвол судьбы в тот самый момент, когда мы просто обязаны провести вакцинацию населения, если не хотим получить вспышку малярии. Я подумал, может быть…

– Уверен, вы найдете молодого врача, мечтающего сделать карьеру в институте.

– Молодость и есть главное препятствие.

Йозеф вернулся к своим заметкам, Сержан вздохнул и направился к двери:

– Особое внимание нужно уделить изучению костного мозга.

– Я этим займусь, – пообещал Йозеф. – Кстати, патрон, могу я в следующее воскресенье взять вашу «Juvaquatre»?

Это был четырехэтажный, беленный известью дом, прилепившийся к середине одной из мощенных плиткой лестниц, что змеились над Баб-эль-Уэдом и вели в Старый город. По обочинам дороги росли опунции и густой тростник. На лестничных площадках дети запускали волчок, играли в абрикосовые косточки и бабки. Каждый дом стоял, привалившись боком к соседнему, они как будто поддерживали друг друга.

По совету Мориса Йозеф припарковался у одной из лестниц рампы Вале, и они начали выгружать вещи. Чтобы добраться до дома Кристины, нужно было подняться на двадцать ступенек, пройти под аркой, преодолеть крутой подъем по тропинке, спуститься по лестнице и свернуть за угол. Ее квартира на третьем этаже выходила окнами во внутренний дворик. Морис все время повторял: «Как же здесь хорошо!» – и даже рискнул заметить, что «вид, конечно, не королевский, зато воздух свежий».

Они совершили первый рейд и едва не надорвались, у Мориса разболелась спина, и он тут же нанял двух арабов, которые за три франка и шесть су закончили разгрузку и отнесли наверх всю мебель, коробки и ящики.

Кристине совсем не хотелось переезжать – новая квартира находилась далеко от центра и была не слишком удобной, – но она потеряла работу на радио и жила теперь только на свою театральную зарплату. Приходилось экономить на всем. «Ничего, это временные трудности, – утешала она себя, – дела обязательно наладятся, просто не могут не наладиться!»

– Ты не должен был позволять ей селиться в этом опасном районе, – укорил Мориса Йозеф.

– Я пробовал одолжить ей денег, но ты ведь знаешь, мадам и пяди своей независимости никому не уступит! Тогда я сказал, что буду компенсировать ей долю Нелли, – она возмутилась, как будто услышала худшее из оскорблений.

– Вот оно как…

– Я бы предпочел, чтобы Кристина согласилась. Когда не платишь за женщину, не знаешь, во сколько она тебе на самом деле обходится.

Йозеф не сразу понял, что заблудился.

Ничего удивительного, в этом лабиринте не путаются только местные жители. Объясняя дорогу, Морис сказал: «Свернешь за дом, дойдешь до второй лестницы и спустишься вниз». Йозеф ошибся, потому что был раздосадован и пытался отогнать неприятные мысли. «Эти двое начинают меня раздражать!»

Он оказался на незнакомой площади, вернулся назад, свернул направо, поднялся по лестнице, спустился по другой, перешел через улочку, где никогда не был, еще раз спустился по узким ступенькам, оказался на пустыре, служившем свалкой, и снова пошел назад. Все дома были похожи, одна улица ничем не отличалась от другой, и Йозеф никак не мог сориентироваться. Он добрался до перекрестка и увидел старика-араба, стоявшего рядом с большой металлической бочкой. На крышке было укреплено разноцветное колесо лотереи-аллегри [92] .

– Хотите зубли, друг мой?

Заметив недоумение на лице Йозефа, он поднял крышку, сунул руку внутрь и достал свернутую в рожок золотистую вафлю:

– Зубли, очень вкусно.

Йозеф попробовал и похвалил:

– И правда вкусно.

Старик крутанул колесо, оно завертелось, потом стрелка остановилась на красной отметке, Йозеф получил еще одну вафлю и протянул два франка.

– Спасибо, друг мой, спасибо.

Йозеф пошел на восток и еще долго слышал за спиной заунывный голос: «Вафельные трубочки… вафельные трубочки…»

Уже несколько недель приходили только хорошие новости. Газеты каждый день сообщали, что Паттон [93] или Де Латр [94] освободили Марсель, Париж, Ним, Дьеп, Лион, Антверпен. Дата 9 сентября 1944 года навсегда осталась в памяти людей – и не только потому, что накануне немцы обратились в бегство, забрав с собой Петена [95] и Лаваля [96] .

Они исчезли, теперь можно было дышать полной грудью и чувствовать себя свободными.