Куценко Николай
Шрифт:
Маме это сильно не нравилось. Но я успокаивал ее тем, что просто многие покупатели не берут мелочь, или вообще кто-то отказывается от сдачи, хотя реальной причины не знал. Так или иначе, но на компьютер я накопил уже через полтора месяца и хотел уже было уйти из магазина, так и не попав внутрь и не ощутив на себе закрытую от всех жизнь продавцов. Но надвигались выборы президента, и меня попросили поработать на выездной торговле. Продавать, конечно, надо было уже не муку с майонезом, а весь спектр товаров нашего магазина, но я не видел в этом ничего особенного и с нетерпением ждал этого дня.
И вот он настал. Меня с продавцом Светой, которая была меня старше лет на пятнадцать, поставили в самом центре Дома Космонавтов, в котором собственно и проходило голосование. Количество столов с товарами, а главное их длина, потрясли даже меня: они были повсюду, а то, что на них лежало, нельзя было ни охватить взглядом, ни, тем более, пересчитать. Света, видимо, тоже была в шоке, отчего все время бегала курить, оставляя меня одного на хозяйстве.
Тем не менее, все начиналось мило и чинно: в первой половине дня люди были еще вежливые и еще с советских времен воспринимали такой день не просто как голосование, а праздничное событие, скрасившее скучную и однообразную жизнь Звездного городка. Офицеры были одеты в парадную форму и приходили голосовать со своими женами. На мундирах некоторых были ордена. Проголосовав, они подходили ко мне (или к Свете) и говорили примерно следующее: «Мальчик, а почем у вас эта водочка?» Ну, или коньячок на худой конец – другими напитками, как правило, не интересовались. Иногда, правда, брали конфеты или шоколадку для своей супруги, но это уже после выпивки. В общем, все шло хорошо, но народ все прибывал и прибывал. Света уже не бегала курить, а я с трудом находил минутку отлучиться по надобности.
Время летело быстро, но еще быстрее исчезала с наших прилавков водочка с коньячком. После обеда, хотя народ еще был вполне в человеческом облике, тон общения сильно изменился: Свету стали называть «Светкой», а меня – «пацаном» или как-то грубо. Но мы со Светой держались, стараясь не обращать внимания: мы стали командой, идущей к цели. А цель была – продержаться до вечера.
Но потом становилось все хуже и хуже: деньги у людей закончились, а желание «продолжать банкет» – нет. И многие стали просить в долг – до завтра. Мы, конечно, не давали, но и нам и тем, кому отказывали, было не приятно. Были и случаи воровства, хотя за руку мы никого не поймали. К вечеру во многих людях уже было трудно разглядеть что-то человеческое: они были пьяные и разгоряченные, речь превратилась в ругань… Мне, мальчишке, было больно это наблюдать. И вдруг я заметил на щеке у Светы слезу, она была крупной и медленно катилась к подбородку. Мне стало ее безумно жалко, я хотел броситься к ней, обнять, поддержать, пожалеть, – да все что угодно сделать, чтоб она не плакала. Во мне в тот момент стал просыпаться мужчина. Но я ничего так и не сделал…
Сложно сказать, как мы с ней продержались до вечера, но продержались. Правда, потом наступило еще одно испытание: сдать оставшийся товар и деньги. Света плакала навзрыд, ее трясло, а я как мог все пересчитал и отчитался перед товароведом. И у нас обнаружилась огромная недостача, даже с учетом тех денег, которые нам должны были вернуть назавтра бравшие коньячок в долг. Судя по тому, что нас повели к директору магазина, я понял, что у нас со Светой большие проблемы.
После краткой обличительной речи, произнесенной в наш адрес, последовал логичный вопрос: «И что же будем делать?» Уставшая от слез Света тихими голосом предложила вычесть из ее зарплаты. Но я, чувствуя себя членом команды, не замедлил присоединиться. Проблема была только в том, что недостача была существенно больше наших со Светой зарплат, и нам бы пришлось ее отрабатывать не один месяц. И тут слезы уже выступили у меня, и я судорожно выдавил из себя что-то вроде: «Да не виноваты мы с ней, никто бы лучше нас не справился». Света с удивлением посмотрела на меня.
Не думаю, что мой плач и выдавленная фраза уж так сильно растрогали директора, но долг нам простили и даже скупо похвалили за работу перед уходом. Мы со Светой вышли из магазина, и я попросил у нее сигарету. До этого я никогда в жизни не курил…
Мы встретились со Светой лет через пятнадцать, случайно. Я ехал к родителям в гости и решил заехать на заправку, чтобы купить воды. За прилавком стояла Света. Она, конечно, изрядно изменилась за эти годы, и в ней с трудом узнавалась та худенькая плачущая девушка, но эта была она. Надо заметить, что и я был уже далек от своей лучшей формы – постоянные командировки и стрессы на работе сделали свое дело, но она меня все-таки узнала.
– Коля, ты?
– Света?
– Ну как ты?
– Да, я нормально, а ты?
– Да и я, в принципе, нормально.
– Помнишь?
– Конечно, помню.
В этот момент «очередной» народ стал выражать явно неудовольствие задержкой в обслуживании, и нам пришлось прекратить общение. Света наклонилась к кассе и стала пересчитывать деньги. Я развернулся и вышел на улицу, так и не купив воды. Больше Свету я не видел.
Глава 3
Кандидат неестественных наук
Шло время и пришло: надо было куда-то поступать. Выбор в таких случаях, если ваши родители не кто-то там в каком-то поколении, делается либо спонтанно, либо по совету какого-нибудь знакомого, – в общем, это всегда лотерея. Мой случай не был исключением. Я одинаково успевал по всем предметам, кроме литературы, – сочинения писал стабильно плохо, поэтому выбирать пришлось из заведений, где она не профильная. После достаточных метаний я подал документы на факультет вычислительной математики и кибернетики МГУ, куда впоследствии и поступил.
Университет я не любил всей душой. Даже не сам университет как таковой, а все его атрибуты: его запах переносил меня в далекое прошлое и внушал страх перед советской системой, люди, работающие там, казались мне полными неудачниками, которые не смогли найти себя во внешнем мире. А главное, – меня все время тяготило чувство отчаяния, как будто я должен был пять лет прожить в каком-то черно-белом фильме, который к его окончанию все равно спишут в утиль и заменят на цветной. В общем, я чувствовал всю гиблость этого предприятия и просто плыл по течению…