«Он хороший полицейский, — заметил Хэмиш. — И человек, судя по всему, неплохой. Спокойный, миролюбивый».

Мысленно согласившись с Хэмишем, Ратлидж намазал маслом последнюю лепешку.

— Тогда давайте пойдем в другую сторону, — предложил он. — Анонимные письма пестрят цитатами из Библии?

— Да, сэр! Как вы догадались?

— Авторы анонимных писем довольно часто прикрываются Священным Писанием. «Тебя карает Господь, а не я! Он тебя судит, не я».

Маккинстри вздохнул:

— Такую склонность можно приписать половине наших жителей. Нравы у нас строгие, мы любим выискивать грехи за каждым углом. А кто ищет, тот, как правило, находит.

— Вы понимаете, — продолжил Ратлидж, внимательно разглядывая молодого человека, — что анонимные письма могут и не иметь отношения к тому преступлению, в котором ее обвиняют? Может статься, что письма просто привлекли внимание к фактам, которым до тех пор никто не придавал значения. А как только полиция что-то заметила, правда всплыла на свет.

— Нет, сэр, — ответил Маккинстри, защищая свои убеждения и невольно сердясь на приезжего из Лондона, на которого он возлагал такие большие надежды. — Пока не представят более убедительные доказательства, я не могу признать ее виновной. Иногда… — он замялся и покосился на Мораг, — иногда все заранее убеждены в том, что человек виновен, и потому не ищут в доказательствах ошибок. Я хочу сказать, что из-за тех писем в Данкаррике все охотно ее обвиняют. Именно письма заложили основу всему, что случилось потом.

Легко подогнать улики под свою версию…

— Да, понимаю, — сдержанно ответил Ратлидж. — Кстати, в том и заключается цель судебного процесса — открыто и беспристрастно рассмотреть все доказательства.

Хэмиш что-то проворчал, как будто не был согласен с Ратлиджем.

— Если присяжные прислушаются, — возразил Маккинстри, — тогда все в самом деле получится честно и беспристрастно. Но что, если присяжные не желают прислушиваться к доводам разума, потому что осудили ее заранее? Вот чего я боюсь, сэр, потому что уж я-то своих подопечных знаю. Стыдно признаться, но я не верю в присяжных, у которых закрыт разум. — Он глубоко вздохнул. — И с мальчиком что будет? Очень его судьба меня тревожит. Насколько мне известно, отца у него нет. — Он смотрел в окно, а не на Ратлиджа. — Она хорошая женщина и хорошая мать. Сказала, что он ее сын, и я ей верил. А теперь говорят, что она убила мать, ребенка забрала, а тетку и всех остальных обманула.

— За ребенка представители закона не отвечают, — сказал Ратлидж, вспомнив о леди Мод Грей. Интересно, признала бы она внебрачного ребенка своей дочери? Правда, леди Мод наотрез отказывается верить в то, что ее дочь умерла. На свете случались и более странные вещи. Почувствовав на себе пристальный взгляд Мораг, он обернулся. Старуха покачала головой, словно ей было все равно, что он ответит, но Ратлидж понял — она разочарована. То же самое испытывал и Хэмиш. По-прежнему имея в виду леди Мод, Ратлидж спросил: — По какой причине Оливер связал молодую женщину из Данкаррика с трупом, обнаруженным в Гленко? Кроме всего прочего, два этих места расположены совсем не рядом!

Маккинстри, которому гораздо проще было отвечать на прямые вопросы, чем разбираться в своих чувствах, немного успокоился.

— Как только стало ясно, что мальчик не может быть ее сыном, мы начали разыскивать его мать. Разослали запросы в Глазго и Эдинбург, даже в Англию посылали. Парнишке скоро исполнится три года, мы не ожидали, что все окажется просто. Инспектор Оливер считал, что нужно вести поиски там, где жила обвиняемая до того, как переехала жить в Данкаррик, — след привел нас в горную долину. В прошлом году там нашли человеческие останки — женские кости. Их так и не опознали. — Маккинстри помолчал, глядя в чашку, а потом вскинул голову и посмотрел Ратлиджу в глаза. — Полиция Гленко почти уверена, что их не было там в марте шестнадцатого года, когда они обшаривали всю долину в поисках старого пастуха, который выжил из ума и пропал. А местные уверяют, что несчастная, скорее всего, оказалась там в конце лета или в начале осени — весной пастухи, перегоняющие овец, наверняка обратили бы внимание на воронов. Мы сообщили им то, что нам известно. И вдруг с нами связался инспектор из Ментона, его интересовали подробности. Жители Данкаррика сразу поверили в эту версию. И инспектор Оливер не считает нужным подвергать ее сомнению… — Он замолчал. Внезапно ему стало не по себе.

Ратлидж решил не торопить молодого констебля. Немного успокоившись, Маккинстри продолжил:

— Как бы там ни было, и полиция, и прокурор-фискал приняли за версию, что матерью мальчика была пропавшая без вести Элинор Грей, которая скончалась в Гленко при подозрительных обстоятельствах. Она была примерно такого же роста, что и… покойная, да и время совпадает. Если она весной поссорилась с матерью, а потом доносила ребенка до положенного срока, родить она должна была в конце лета. Тогда парнишка и родился. Инспектор Оливер получил и другие ответы на свои запросы, но ни один не сходился. — Маккинстри глубоко вздохнул. Хотя в глубине души он был убежден в невиновности Фионы, он понимал, что в доказательствах есть неопровержимая логика.

— Даже если вести дело поручат мне, не понимаю, как я найду то, чего не нашли вы, — возразил Ратлидж. Ему стало ясно, что сам Маккинстри необъективен. Интересно, подумал он, какие отношения связывают молодого констебля с обвиняемой.

— А вы подскажите, — взмолился Маккинстри, — как доказать, что она никому не причиняла вреда! Как пресечь злобные слухи до того, как дело дойдет до суда! Не хочется думать, что она пойдет на виселицу из-за моей ошибки! Но боюсь, случится самое худшее. И я не могу этому помешать!