Шрифт:
Закон был принят 17 июня 1910 года.
Сам по себе этот закон не имел никакого практического значения. Он являлся всего лишь основой для более конкретных законодательных актов. Их начали разрабатывать.
Первые два были посвящены «уравнению русских уроженцев в Финляндии с правами местных граждан» и «вопросу об отбывании населением Великого княжества Финляндского воинской повинности».
Первый законопроект начинался:
«1. Русским подданным, не принадлежащим к числу финляндских граждан, предоставить в Финляндии равные с местными гражданами права.
2. Лицам, получившим образование в имперских учебных заведениях или выдержавшим установленные в империи испытания, предоставить в Финляндии равные права с лицами, получившими образование в соответствующих финляндских учебных заведениях или выдержавшими на основании местных правил соответствующие испытания; разрешение же могущих возникать в сем отношении сомнений возложить на финляндского генерал-губернатора по соглашению с подлежащими министрами и главноуправляющими отдельными частями».
Законопроекты были приняты уже после смерти Столыпина. Однако они так и остались неработающими. Никаких практических мер по их реализации так и не предприняли до самой революции. По простой причине – руки не дошли. Ниже будет рассказано о милой обстановочке, воцарившейся после смерти Столыпина.
В итоге вся эта возня обернулась большим политическим поражением. Старое ковбойское правило гласит: «Достав оружие – стреляй». Принимаешь «крутые» законы – обеспечь их исполнение. Не можешь – не принимай. Интересно, что кадеты предупреждали: реализовать законы будет невозможно. А в итоге получилась очередная демонстрация слабости правительства.
Классовое сознание в полный рост
Столыпину же пришлось убедиться, что его имперские взгляды наталкиваются на откровенный эгоизм тех, кто любил поговорить о «великой России».
В марте 1911 года разразился большой скандал. И начался он, в общем-то, с мелочи. Столыпин продвигал законопроект о земстве в западных губерниях – Виленской, Гродненской и Ковенской, Могилевской, Минской и Витебской; в трех юго-западных – Киевской, Подольской и Волынской.
Инициатором этой идеи был один из лидеров националистов – Д. И. Пихно, хозяин влиятельной правой газеты «Киевлянин». Интересно, что его пасынком являлся «рыцарь монархизма», знаменитый В. В. Шульгин, к которому после смерти Пихно перешла газета.
Дело обстояло вот в чем.
«По закону в губерниях, где не было земств, выборы в Государственный совет, по одному от губернии, производились губернским съездом землевладельцев, обладавших необходимым земельным цензом. Поскольку он был достаточно высоким, а крупное землевладение в перечисленных губерниях было в основном сосредоточено в руках польских земельных магнатов, все девять избираемых членов неизменно оказывались поляками; и положение не могло существенно измениться до тех пор, пока порядок выборов оставался неизменным. Проект Пихно и был направлен на его разрушение».
(А. Аврех)
Суть законопроекта заключалась в том, что он уменьшал влияние в этих губерниях крупных землевладельцев, которые там были представлены, в основном, поляками.
Зато повышал влияние мелких собственников – в основном, русских, украинцев и белорусов. Помещики-поляки не слишком и скрывали, что мечтали о восстановлении на этих землях власти «Великой Польши». Они всеми силами пытались проводить скрытую полонизацию. Это не только не радовало, но и порождало социальное напряжение. Крестьяне ненавидели не только помещиков как таковых, но и как поляков. А эти паны еще и навязывают свои порядки…
Столыпин по взглядам являлся прежде всего патриотом, а уж потом помещиком.
Петр Аркадьевич высказался в Думе на эту тему 7 мая 1910 года.
«Необходимо искать его (решение вопроса. – А. Щ.), господа, не в абстрактной доктрине, а в опыте прошлого и в области фактов. (Рукоплескания справа; голоса: “Браво!”) И вот совершенно добросовестные изыскания в этих областях привели правительство к необходимости: во-первых, разграничения польского и русского элемента во время самого процесса земских выборов; во-вторых, установления процентного отношения русских и польских гласных, не только фиксировав их имущественное положение, но запечатлев исторически сложившиеся соотношения этих сил; в-третьих, учесть в будущем земстве историческую роль и значение православного духовенства (голоса справа: “Браво!) и, наконец, дать известное ограждение правам русского элемента в будущих земских учреждениях.
…
Русская недвижимая собственность в Ковенской губернии составляет не более 14 %, в Виленской губернии – 20,5 %). И если, господа, не исковеркать совершенно земской идеи, не насадить русских в земстве по назначению, то, конечно, оно перейдет в руки местных людей, и в первую голову самых сильных, то есть не литовцев, не белорусов, а поляков. Не думайте, господа, что у правительства есть какая-нибудь предвзятость, есть какая-нибудь неприязнь к польскому населению. (Голос слева: “Еще бы!”; голос справа: “Тише!”) Со стороны государства это было бы нелепо, а с моей стороны это было бы даже дико, потому что именно в тех губерниях, о которых я теперь говорю, я научился ценить и уважать высокую культуру польского населения и с гордостью могу сказать, что оставил там немало друзей.