Шрифт:
— А если пятнадцать и сильно газированной?
— Не-ет, конечно! Я что, дурак что ли, столько газов в себе влить… Лопнуть можно. Пива бы, да… Сейчас бы! Холодненького, это да!
— Понял, Веселов! Радуйся, скоро конец смены, выпьешь.
— Приглашаю, товарищ капитан.
— Я пива не пью, только «Хенесси»…
— Ха-ха-ха, понял, товарищ капитан, понял. Шутник вы…
— Да уж… Отбой. Еду!
Отключил кнопку вызова, задумчиво пробормотал:
— А они выпили… А может и вылили… Выпили… Вылили… Хмм… Тогда другой вопрос: зачем брали, если вылили? Не понятно. Не-по-нятно.
13
Дверь в гримёрку с номером 216 они проскочили. Она им не нужна была. Стараясь не топать, не греметь прыжками, пусть и в кроссовках, Валька с Серёгой на носочках, как на пуантах, пронеслись дальше. Но длинный и довольно мрачный коридор, уставленный ящиками с яркими наклейками городов и стран, неожиданно закончился не спасительным выходом на улицу, а яркой и просторной сценической площадкой. Сходу, частично высветившись на сцене, Валька со скрипом затормозил, рванул в обратную сторону, Серёга за ним, и… Уткнулись в распростёртые руки моложавой женщины, которая с улыбкой их, как родных, ожидала…
— Ну, и куда же вы делись, мальчики? 216-я же вот она… Я же жду. Проходите. — Сказала она, указывая руками направление.
Парни сделали вид, что они как раз и, можно сказать, сюда и хотели, только шли, шли и заблудились… спасибо, тётя.
Валька так и сказал ей:
— Спасибо, тётя, дверей одинаковых много.
Серёга добавил:
— И темно совсем, одни ящики… — и поморщился, за один такой он бедром зацепил, когда пытался избежать драматической встречи с железом, но… Морщился теперь. — Железные! — Пожаловался он.
— Да, это сценический гастрольный реквизит наш, в ящиках, — подхватила тему она. — Мы же ездим, гастролируем… Здесь же Дом Культуры. Видели же. Они нас потому и арендуют. — Что-то непонятное сообщила женщина и уточнила. — Ваша съёмочная группа нас арендовала, вот мы и… гримируем, одеваем… Рассаживайтесь.
Парни упали в два кресла, таких в комнате было штук… несколько… Перед каждым столик и большое зеркало, по бокам яркие плафоны… На столиках разноцветные фигуристые баночки, коробочки, бутылочки, кисточки, щёточки… Как в парикмахерской, переглянулись ребята. Пахло пудрой.
— Только стричь нас не надо, — дернул головой Валька. — Нам нельзя.
— А я и не собираюсь… — ответила женщина. — Хотя и не мешало бы.
— Не-а, нам не мешает. — Поддержал друга Серёга.
Женщина, а это была та самая гримёр Алла Аркадьевна, Аллочка, как её называла помреж Настя, на разные стороны склоняла свою мелированную голову, в задумчивости осматривала ребят. Потом в сторону крикнула кому-то:
— Валюша, рост сто восемьдесят два, я думаю, пилотки пятьдесят восьмой. Два комплекта. Нижнее бельё не надо. Сапоги…
Парни торопливо уточнили:
— А можно мы в кроссовках будем?
— Почему это?
— Ну мы же немцы. — Пояснил Валька.
Она вскинула брови, не понимала тётя, с историей не знакома была.
— И что? — Спросила она.
— Как что? — Изумился Серёга. — Если немцы, мы же драпать, значит, должны, а в кроссовках удобнее. — Заявил он, и уточнил. — Они у нас спортивные. — В доказательство вытянул из-под стола ногу. — Видите? Мы баскетболисты.
— Да! В них нам привычнее, — подтвердил Валька. — Точно.
Алла Аркадьевна на секунду задумалась, но протестно замахала руками.
— Нет-нет, я не знаю что вы там будете делать, драпать или на танках ехать, всё должно быть как положено. Так что…
— Сорок третий. — Торопливо подсказал Валька.
— А у меня сорок четвёртый. — Выдал параметры Серый.
Алла Аркадьевна всё это громко повторила куда-то через плечо, в открытую, справа, за спинками кресел дверь и добавила туда же:
— Шинели, пилотки и сапоги, Валечка… Немецкие. Рядовой состав.
Из глубины той комнаты послышалось:
— Каски, ремни, и ранцы тоже? — голос доносился почти сонный, но женский.
— Нет, только ремни, — так же, через плечо, крикнула Аллочка, если её так можно было назвать, и добавила. — Каски и ранцы не надо.
Смотрела уже на них как тот скульптор ваятель-Вучетич на каменную глыбу, держась за отбойный молоток.
Через какие-то неполные двадцать-тридцать минут парни были как из немецкой пленной колонны выдернутые. Один белёсый, другой чернявый, с налётом дорожной пыли на лицах, с ввалившимися глазами, от соответствующего макияжа… С тонкими шеями, в широких воротах длинных шинелях немецкого образца с чужого плеча, с узенькими погончиками, в пилотках, коротких, с расширяющимися голенищами стоптанных сапогах, ремнями подпоясанные, с тонкими запястьями рук в широких рукавах шинелей. Шинели были старые, местами в пятнах, с несколькими рыжими, штопаными дырками… Настоящие! Пробитые! Прожжёные-палёные, переглянулись парни. Скривили носы, от шинелей пахло пылью и чем-то кислым, растоптанные сапоги вихлялись на ногах… Глядя друг на друга, и на себя в зеркала, парни хихикали… Серёга фриц! Ну ты чисто фриц! А ты, Валька, ну ты вылитый…