— Велите дать пуншу, — сказал он.

— Oui, sire, [1492] — сказал Рапп и вышел. Когда он вошел опять, Наполеон сидел перед столом, облокотившись на руки. Он взглянул на Раппа и опять сел в то же положение. Молчание продолжалось долго. Наполеон опять высморкался, громко и сердито, [1493] и откинулся на спинку стула.

— Eh bien, Rapp! Croyez-vous, que nous verrons des bonnes affaires aujourd’hui? [1494] — сказал он вдруг.

— Sans aucun doute, sir, [1495] — сказал Рапп и, помолчав немного, осмелился прибавить: — Nous avons 'epuis'es toutes nos ressources, nous sommes oblig'es de vaincre. [1496]

Наполеон посмотрел на него, что он хотел сказать этим?

— La fortune est une franche courtisane, — сказал он. — Je le disais toujours et je commence `a l’'eprouver. [1497]

— Vous rappelez-vous, sire, ce que vous m’avez fait l’honneur de dire `a Smolensk? Le vin est tir'e, il faut le boire. Et il faut le boir, sir. [1498]

Воспоминание [1499] Смоленска, видимо, неприятно подействовало на Наполеона. [1500] Ему опять живо представилось то странное, похожее на то, которое испытывают люди в сновидениях впечатление, что рука его — его могущественная, как ему казалось, разрушавшая царства рука — поднималась с самого Немана для удара, долженствовавшего поразить врага и, как во сне, мягкая, бессильная, как подушка, не доставала врага, не попадала в него, не вредила ему, и это заколдованное бессилие возбуждало в нем сознание ужаса, который испытывает человек во сне, когда не в силах, удар его падает бессильно и мертво...

— Да, — сказал он, отвечая своим мыслям, — эта бедная армия очень уменьшилась и изнурена. Но гвардия цела и свежа. Она нетронута, Рапп?

Рапп ничего не отвечал.

— Дали ли сухари и рис в гвардию, как я приказывал нынче?

— Да, государь.

— Но выдан ли рис?

— Я передал ваше приказание, государь.

Наполеон недовольно покачал головой, как будто он не верил, чтобы приказание его было исполнено. Слуга вошел с пуншем. Наполеон приказал подать другой стакан Раппу и молча отпивал глотки из своей чашки.

— Нет движенья в русском лагере? — вдруг спросил Наполеон вставая и, не дожидаясь ответа, спросил теплый сюртук и шляпу и вышел из палатки.

Ночь была темная, теплая и звездная. Спереди и кругом везде пылали зарева костров французской и русской армий. В тишине слышалось справа движение французской пехоты для занятия позиций.

— А! они тут, — проговорил Наполеон, оживленный пуншем и свежим воздухом, — c’est bien! [1501] Шашки на доске, завтра начнется игра. Что такое военное искусство? — спросил он у Раппа. — Искусство быть сильнее неприятеля в данный момент.

И, сказав это изречение, долженствующее перейти в века, он вдруг подошел к гвардейскому часовому и спросил, получили ли они сухари и рис. Часовой отвечал утвердительно. Наполеон вернулся в палатку в [1502] оживленном состоянии духа.

— Oui, le vin est tir'e, il faut le boire, [1503] — сказал он. — Nous allons avoir affaire `a [1504] Koutousof. [1505] Посмотрим. Помните, в Браунау он командовал армией и ни разу в три недели не сел на лошадь, чтобы осмотреть укрепления? Посмотрим: le vin est tir'e, il faut le boire.

Он приказал, чтобы в 5 часов всё было готово к его [1506] выезду.

В половине 6-го стало светать. Наполеон верхом ехал к деревне Шевардино. Только одна туча [1507] лежала на востоке, ясное небо светлело, войска все стояли на своих местах. Шашки были в настоящем положении и ожидали начала игры.

Игра началась.

Пьер [1508] взял вправо и неожиданно съехался с знакомым ему Бибиковым, адъютантом генерала Раевского.

— Эге-ге... граф, — сказал ему [1509] Бибиков, — вы как сюда забрались?... Какова жарня?

— Да, да, — отвечал Пьер, не понимая того, [1510] какая это была жарня, про которую ему говорил [1511] Бибиков. [Бибиков] был прислан сюда своим генералом, чтобы узнать, что делалось в Бородине, и, дождавшись того, что французов прогнали за реку и зажгли мост, он ехал назад на курган. [1512]