В поисках декабриста, прототипа одного из героев своего романа, Толстой, очевидно, одно время остановился на кн. А. И. Одоевском, о чем свидетельствует письмо (от 30 мая) приятельницы Толстого Прасковьи Федоровны Перфильевой, рожд. гр. Толстой ко Льву Николаевичу. Мать мужа П. Ф. Перфильевой Анастасия Сергеевна Перфильева, рожд. Ланская, приходилась троюродной сестрой декабристу кн. А. И. Одоевскому. Из письма П. Ф. Перфильевой видно, что Толстой интересовался, во-первых, вопросом, какие имущественные отношения существовали между декабристом кн. А. И. Одоевским и его двоюродной теткой Варварой Ивановной Ланской, рожд. кж. Одоевской, и, во-вторых, наружностью кн. А. И. Одоевского. О последней Перфильева пишет: «Высокого росту, худощавый с прекрасными большими голубыми глазами и каштановыми волосами». Больше Maman981 ничего не помнит, потому что ей было 12 лет, когда она его видала».982

Наконец, обращался Толстой за сведениями о казненном декабристе М. П. Бестужеве-Рюмине к его племяннику, историку Константину Николаевичу Бестужеву-Рюмину,983 сообщившему ряд интересных семейных преданий о декабристе и его родных984 и приславшему копии письма декабриста от 16 ноября 1824 г. к С. М. Мартынову и ответа последнего.985

Все эти устные предания и рукописи, передававшиеся Толстому гр. А. А. Толстой, С. Н. Бибиковой, М. И. Семевским, В. В. Стасовым, М. А. Веневитиновым и П. Ф. Перфильевой — всё это было дворянское, Толстому же, кроме этих материалов, по его выражению, «Олимпа», нужны были материалы по крестьянам. За этими материалами Лев Николаевич обратился к дяде Софьи Андреевны, Владимиру Александровичу Иславину, служившему в Министерстве государственных имуществ членом Совета министра.

В архиве этого Министерства хранились интересовавшие Толстого «дела» о переселении крестьян в Оренбургский край и Сибирь. В бытность свою (в марте) в Петербурге Лев Николаевич взял с собою из этого архива пять «дел». Отсылая их обратно, вскоре по приезде в Ясную поляну, Толстой писал В. А. Иславину: «Я просил Петю986 с тем, чтобы не утруждать тебя, отобрать мне, сколько можно еще взять дел о переселениях 20-х годов в Оренбургские и Сибирские края, и прислать, и об этом прошу тебя».987

В ответ В. А. Иславин писал Толстому 13 апреля: «Вчера, любезный друг, приехал ко мне Степа988 и взял целую кипу переселенческих дел зa время от 1809 до 1825 года. Сестра Люба989 взялась переслать тебе первую эту кипу (в 10 дел) по почте, другую же (тоже в 10 дел) я оставил покуда у себя: во-первых, потому что было бы слишком грузно, а во-вторых, чтобы по первому транспорту ты мог бы судить и дать мне ответ, годен ли тебе второй, тем более, что в этих последних делах перекочевка, как видно, из средних губерний на восток, в Оренбургскую и особенно Саратовскую губернию стала увеличиваться, и заметно стало сильное движение в 26, 27, 28 и т. д. годах. Впрочем, собственно для твоих целей достаточно, может быть, будет и того, что я тебе посылаю; но если бы кто возымел намерение написать серьезную статью о передвижении народонаселения в России за нынешнее столетие, то в архиве Министерства государственных имуществ материалы богатые, и они все к твоим услугам».990

«Дела» эти Толстой держал у себя долго. Еще в сентябре 1878 г. он писал В. А. Иславину: «У меня дела твои о переселении, и не думай, чтобы я забыл возвратить их. Они мне нужны. Можно еще держать?»991 Ответ В. А. Иславина неизвестен, но вероятно, об этих материалах писал П. А. Берс Толстому 9 ноября 1879 г.: «У Владимира Александровича я был и передал ему твои бумаги».992

Летом 1878 г. в занятиях Толстого произошел перерыв. Числа 12 июня он (с сыновьями Ильей и Львом и их гувернером Нифом) уехал в свое Самарское имение, откуда вернулся в первых числах августа. Ко времени отъезда в Самарскую губернию работа Льва Николаевича над романом состояла главным образом в чтении печатных и рукописных материалов, сопровождаемом записями нужных книг и статей, какова, например, запись от 13 января 1878 г. в Записной книжке А (стр. 445). Кроме этого, Толстой в Записной книжке Б заносил сведения об интересовавших его людях, почерпнутые как из книг (преимущественно из «Русского архива» и «Русской старины»), так и из устных рассказов М. И. Муравьева-Апостола, П. Н. Свистунова, вероятно, С. Н. Бибиковой и других, нам неизвестных, лиц.

Решающим же моментом для дальнейшей работы над текстом романа явилось, надо полагать, получение Толстым дела о тяжбе за землю государственных крестьян с помещиком. 16 марта 1878 г. С. А. Берс писал Льву Николаевичу: «Бумаги присылаю тебе все, которые мне дал Утин; ежели еще что нужно, напиши мне».993 Упоминаемый Утин — вероятно, Яков Осипович Утин, в это время член консультации министра юстиции, заведующий статистическим отделом Министерства юстиции, до этого служивший в Сенате. «Бумагами», которые он передал Берсу, было, как мы полагаем, «дело», извлеченное из архива Сената. За это говорит такая запись в дневнике С. A. Толстой от 6 октября 1878 г.: «Утром взошла к Левочке, он сидит внизу за столом и пишет что-то. Это он начал, говорит, в десятый раз начало своего произведения. Начало — это прямо разбирательство дела, в котором судятся мужики с помещиком. Дело это он вычитал из подлинных документов и даже числа оставил».994

Дело это, давшее Толстому материал для завязки романа, заключалось в том, что между государственными крестьянами села Излегощи995 и соседним помещиком, владельцем Воропановки996 шла тяжба из-за участка земли.997 Благодаря энергичным хлопотам поверенного крестьян, они выиграли дело в уездном суде и осенью засеяли землю. Но тотчас после решения уездного суда помещик, увидев опасность, дал доверенность ловкому дельцу, который и добился в губернской инстанции перерешения дела в пользу помещика. В свою очередь, не обескураженный этим поверенный крестьян убедил их перенести дело в Сенат.

Когда весной пришло время пахать яровое поле, мужики на сходке стали толковать, пахать ли им в нынешнем году спорную землю и, несмотря на то, что приказчик помещика приезжал к ним с увещанием не пахать, решили пахать. В чистый четверг между крестьянами и землемером с понятыми произошла драка, за что несколько998 крестьян были посажены в тюрьму. Но в Сенате дело крестьянами было выиграно, и у помещика не только отрезалась спорная земля, но с него взыскивались в пользу крестьян еще большие деньги,999 крестьяне же, сидевшие в тюрьме, по указу Сената освобождались. Но, проиграв дело в Сенате, помещик добился рассмотрения его в Государственном совете. Такова история этой тяжбы, поскольку о ней можно судить по сохранившимся рукописям Толстого. Самое «дело», которое он читал, нам пока, несмотря на поиски, не удалось видеть.