Шрифт:
«Когда на меня внезапно свалилась эта ужасная болезнь, я почувствовала, что теряю сознание. Затем я ощутила какое-то сильное, покачивающее движение, как будто кровать подо мной поднималась и опускалась. Потом я словно стала падать с высоты все ниже и ниже. Леденящий страх и жуткое оцепенение — вот все, что я чувствовала. Вдруг я будто ощутила почву под ногами. Я стояла на какой-то пустоши. Вокруг была пустынная, похожая на степь местность. Прямо передо мной начиналась неровная, вся истоптанная тропа, ведущая, казалось, в бесконечность. Какие-то странные сумерки делали местность еще более безотрадной. Казалось, над пустошью навис холодный и дождливый осенний день — серый и враждебный. Несколько мгновений я стояла в полной нерешительности, не зная, что делать. Вдруг та часть неба, к которой вела тропинка, прояснилась. Свет становился все ярче, как будто ранним, туманным утром сквозь тучи пробивалось солнце. Теперь я уже не знаю точно, пошла ли я к свету, или он двинулся ко мне. Внезапно сумерки превратились в ясный день, и к своему немалому удивлению я увидела, что окружена толпой знакомых мне людей, радостно приветствующих меня! Это все были мои близкие, раньше меня перешедшие в мир иной — мои родители, братья и сестры, оба моих супруга… Меня охватило чувство бесконечного счастья, неведомого ранее покоя и радости. Встречавшие окружили меня веселой гурьбой, и мы пошли вперед, к невидимой цели.
Но тут меня стали сотрясать какие-то резкие толчки. Я зашаталась, меня кто-то подхватил, и я услышала знакомые голоса, говорившие с сожалением: «Так она сегодня просто зашла к нам в гости? И пока не останется с нами? Когда же она придет к нам навсегда?» Тут я потеряла сознание и вновь ощутила, что меня качает и что я куда-то падаю. Я услышала неясные голоса. Кто-то меня звал. Я с трудом открыла глаза. Я лежала на кровати, а мои дети кричали наперебой: «Она жива! Она ожила!»
Я была рада тому, что смерть вернула меня моим детям. Но, оставаясь одна, я постоянно испытывала тоску по той странной местности — как будто там была моя родина. И я с нетерпением жду того дня, когда мне будет позволено последовать за моими близкими. К сожалению, ждать приходится так долго».
Сон врача
Старший консисториальный [13] советник Фридрих Мозенгейль (Friedrich Mosengeil) из Мейнингена сделал себе имя как писатель. Из-под его пера вышло двенадцать книг. Мозенгейль был знаком с врачом, который поведал ему странную историю, с ним приключившуюся.
В одном из городов Тюрингии жил опытный верующий врач. Он добился широкого признания и высокого дохода, но все это стоило такого тяжелого труда и нервов, что иногда он боялся сломаться. Он относился к больным как родной отец или брат, в минуту опасности находил для них слова утешения, проникавшие в самое сердце пациента. И они видели в этом медике, врачующем их тело, также и духовного пастыря. Когда инфекционные болезни принимали размеры эпидемий, стремительно распространяясь на большие территории, врач работал не покладая рук, подвергая себя смертельной опасности. Поэтому он давно уже составил свое завещание. Очень часто его вызывали среди ночи. Кое-как умывшись, чтобы прогнать сон, он спешил в дождь и снег к больному. Как, собственно, и должен поступать хороший, верный своему долгу врач, чей тяжкий труд зачастую не находит должной оценки.
13
Консистория: в протестантизме церковно-административный орган.
Однажды, совершенно обессиленный многочисленными визитами, он лег в постель и заснул, будто провалившись в пропасть. И во сне его душе открылась прекрасная картина, будто специально для того, чтобы его тело и дух подкрепились для дальнейших трудов, а также были вознаграждены за прошлые заслуги.
Во сне он увидел сад, великолепие которого превосходило все, что он когда-либо встречал в жизни. В саду были собраны самые красивые растения со всех континентов. Врач, будучи знатоком флоры, был вне себя от восхищения, любуясь огромными цветами и благородными деревьями, которые раньше видел только на картинках и знал по описаниям. Из тенистых кустарников доносился бодрящий аромат, трава походила на огромный ковер, на котором были вытканы яркие цветы чудных расцветок и самых изысканных форм. Тут и там журчали ключи, били кристально-прозрачные фонтаны, ниспадая скорее со звоном, чем с плеском в синие озера. В воздухе парили птицы с оперением, переливающимся всеми цветами радуги…
От переполняющего его восторга врач поначалу не заметил, что он один среди этого великолепия. Однако, походив по саду, где одно чудо природы было прекраснее другого, врач понял, что в саду не было ни души. Его сердце взалкало сопереживания, ему захотелось припасть кому-нибудь к груди со словами: брат мой, как здесь прекрасно, как велик Творец!
Думая об этом, он увидел вдалеке человека, приближающегося к нему. И чем ближе тот подходил, тем радостнее становилось у врача на сердце: он все отчетливее различал походку и черты своего любимого (но уже умершего) отца. С громким радостным криком он хотел обнять отца, но тот сделал отрицательный жест, хотя на его лице играла блаженная, полная любви улыбка. Отец заговорил: «Тебе выпало на долю счастье, которое редко становится уделом смертных. Ты оказался там, куда тебе еще рано идти. Если тебе нужно доказательство, сорви одну из роз, цветущих рядом с тобой».
Сын протянул руку, чтобы сорвать чудный цветок. Но только он коснулся его, как хрупкое создание растаяло как туман. «Посмотри сюда!» — сказал отец, сорвал цветок и прикрепил его себе на грудь. Казалось, что цветок на его груди стал еще ярче. Тогда сын с грустью спросил: «Что я должен сделать, отец, чтобы стать достойным жизни здесь, чтобы цветы этого сада не исчезали от моего прикосновения?»
«Работать и молиться, прощать и молиться — как ты делал это до сих пор», — ответил отец. Сын задал еще много вопросов. На многие он получил ответы, но ответы на многие остались для него тайной. Некоторых вещей он позже не мог вспомнить во всех деталях…
Пока они так разговаривали, по саду пронесся — сначала в большом отдалении, потом все ближе и проникновеннее — какой-то звук, который доктор впоследствии сравнил со звучанием аккорда на большом органе. Звук с силой разливался по саду, брал за сердце, оставаясь при этом нежным, как трепет струн арфы под легким дуновением ветра. «Это знак, — сказал отец, — призывающий обитателей этой местности собраться на поклонение нашему вечному отцу. Поэтому прощай на некоторое время, пока мы не увидимся вновь». «Еще один вопрос, — взмолился сын. — Скажи мне, прежде чем уйдешь, что означает этот невыразимо прекрасный розовый свет, сияющий над горизонтом, будто там вот-вот взойдет солнце? Я никогда не видел днем ничего подобного!» «Дела Всевышнего бесконечны и неисповедимы, — ответил отец. — Никто из нас, живущих здесь, не в состоянии истолковать этот восхитительный свет. Но мы все страстно стремимся попасть туда, так же, как вы на Земле стремитесь на небо. Ведь без стремления не живет ни одна душа — ни на Земле, ни на небе». Затем отец поднял руки, благословляя сына и прощаясь с ним. В это горькое мгновение к ним приблизилась еще одна фигура, и врач узнал в ней любимую сестру, супругу его доброго друга, в чьем доме он провел немало радостных часов.
Отец и дочь заключили друг друга в объятия. Только потом она удивленно посмотрела на брата. «Так вот почему, — воскликнула она, подбегая к нему, — вот почему я так и не дождалась тебя!» Но прежде чем он успел обнять ее, врач почувствовал, что летит вниз сквозь безмерные пространства… Первым звуком, дошедшим до его сознания, была его фамилия, выкрикнутая громким голосом. «Доктор, дорогой доктор! — раздавалось из-за запертой двери. — Проснитесь же наконец и откройте дверь. Речь идет о жизни и смерти!»