Часто мысль эта, если только она переведена переводчиком верно, выражена как бы умышленно странно, но везде она, эта мысль, служит основой всего учения.

Мысль эта не только похожа, но совершенно та же, как и та, которая выражена в 1-м послании Иоанна и лежит в основе христианского учения. По учению Лao-Тзе, единственный путь, посредством которого человек соединяется с богом, есть Тао. Тао же достигается воздержанием от всего личного, телесного. То же и по учению, выраженному в 1-м послании Иоанна. По учению Иоанна, средство соединения человека с богом есть любовь. Любовь же, так же как и Тао, достигается воздержанием от всего телесного, личного. И как под словом Тао, по учению Лао-Тзе, разумеется и путь соединения с небом и самое небо, так и по учению Иоанна под словом любовь разумеется и любовь и самый бог («бог есть любовь»). Сущность и того и другого учения в том, что человек может сознавать себя и отделенным и нераздельным, и телесным и духовным, и временным и вечным, и животным и божественным. Для достижения сознания себя духовным и божественным, по Лао-Тзе, есть только один путь, который он определяет словом Тао, включающим в себе понятие высшей добродетели. Сознание это достигается свойством, которое знают все люди. Так что сущность учения Лао-Тзе есть та же, как и сущность учения христианского. Сущность и того и другого в проявлении, посредством воздержания от всего телесного, того духовного божественного начала, которое составляет основу жизни человека.

Есть существо непостижимое, которое существовало раньше неба и земли.

Безмолвное, сверхчувственное.

Оно одно остается и не изменяется.

Я не знаю его имени.

Чтобы обозначить его, я называю его Тао.

То, что может быть названо, не есть начало всего.

То, что без имени, то начало всего.

Понимать это начало может только тот, кто свободен от страстей.

Как только Тао стал проявляться в бытии, он получил имя.

Тао прикровенно, и ему нет имени.

Но Тао велико в воздействии и совершении.

Тао прибежище всех существ.

Сокровище добродетельного

И спасение злого.

Все вещи мира возникают от бытия, бытие возникает от небытия.

Мудрый отрешается от самого себя и этим самым достигает всего, потому что ничего не признает своим.

Когда существа развились, каждое из них возвращается к своему началу.

Возвратиться к своему началу значит быть в покое.

Быть в покое значит исполнить свое назначение.

Исполнить свое назначение значит быть вечным.

То, что мягко, побеждает то, что твердо; то, что слабо, побеждает то, что сильно.

Самое уступчивое покоряет самое твердое.

Немногие в мире постигают учение без речей и выгоду неделания.

Тринадцать спиц соединяются вокруг одной ступицы. От ее пустоты зависит употребление колесницы.

Мнут глину, чтобы сделать сосуд. От ее небытия зависит употребление сосуда.

Прорубают в стене окна и двери, когда делают дом. От их небытия зависит употребление дома.

Таким же должен быть мудрый. Он должен быть ничем. Только тогда он нужен и полезен людям и всему.

Не выходя за дверь и не глядя в окно, можно видеть путь неба.

Чем больше выходишь, тем менее знаешь.

Поэтому святой человек не выходит и знает, не смотрит и называет, не делает и совершает.

Тот, кто предается учению, увеличивается каждый день.

Тот, кто предается Тао, уменьшается каждый день.

Он уменьшает и уменьшает себя до тех пор, пока достигнет неделания.

Он не делает, но он становится владыкой мира (божественным).

До тех пор, пока он деятелен, он не может быть владыкой мира (божественным).

Святой человек не имеет упрямого сердца; его сердце сообразуется с сердцами народа.

С добрым он обращается добро, с недобрым тоже добро.

С честным он обращается честно, с нечестным он обращается тоже честно.

Святой человек живет в мире, боясь в мире загрязнить свое сердце.

Высшая добродетель подобна воде.

Вода тем и хороша, что она дает добро всем существам и не спорит с ними.

Достоинство души — в бесконечной тишине.

Мудрый не борется ни с кем, и потому на него никто не сердится.

Мудрый делает добро и не приписывает этому значения.