Есть преступления, которые становятся непреступными и даже славными благодаря их блеску, количеству и чрезмерности. Поэтому-то общественное воровство и называется ловкостью, а несправедливый захват провинции — завоеванием.

Пышность похорон нужна больше для тщеславия живущих, чем для почестей умершим.

Мы очень любим разгадывать других, но не любим быть разгаданными.

Беречь свое здоровье слишком строгим режимом — очень скучная болезнь.

Большая часть женщин отдаются скорее по слабости, нежели по страсти; поэтому смелый обыкновенно больше, чем другие, успевает у них, хотя бы и не был более достойным любви.

Мы легко верим недостаткам других, потому что легко верим тому, чего желаем.

Мудрость для души — то же, что здоровье для тела.

Многие желают быть набожными, но никто не хочет быть смиренным.

Смирение — вот алтарь, жертва на котором угодна богу.

Мы гораздо меньше мучаемся для того, чтобы стать счастливыми, чем для того, чтобы заставить других думать, что мы счастливы.

Гораздо легче подавить первое желание, чем удовлетворить все последующие за ним.

Прежде чем настойчиво желать какой-нибудь вещи, нужно бы разобрать, как велико счастье того, кто обладает ею.

Истинный друг есть величайшее из благ и вместе с тем то благо, о приобретении которого думают меньше всего.

Мы порицаем себя лишь для того, чтобы нас хвалили.

Люди маленького ума оскорбляются мелочами.

Человек, которому никто не нравится, гораздо более несчастлив, чем тот, который никому не нравится.

Немного нужно для того, чтобы сделать счастливым мудрого, и ничто не может сделать довольным глупого, поэтому-то почти все люди и несчастны.

[Перевод Л. Н. Толстого]

Самолюбие более ловко, чем самый ловкий человек.

Страсть доводит самого умного человека до безумия, а самых глупых людей делает умными.

Люди, занимающиеся политикой, приписывают обыкновенно удивляющие людей великие дела исторических лиц их хитроумным замыслам, тогда как дела эти большей частью только последствия настроений и страстей. Так, война между Августом и Антонием, которую объясняют их соревнованием о мировом господстве, была, может быть, только следствием ревности.

Страсти всегда лучшие и наиболее убедительные ораторы. Так что самый простой человек, руководимый страстью, убеждает больше, чем тот, у кого только красноречие.

Постоянство мудрецов есть только следствие их уменья не проявлять того, что их волнует.

По тому, что и великие люди ослабевают от продолжительной борьбы со своими несчастьями, мы видим, что они переносили свои бедствия только силой самолюбия, а не силой духа, и что разница между героями и обыкновенными людьми только в большей или меньшей степени тщеславия.

Ни на солнце, ни на смерть нельзя смотреть пристально.

Ревность питается сомнениями и тотчас же переходит или в бешенство, или прекращается, как только полная уверенность заменяет сомнения.

Гордость более, чем доброта, побуждает нас давать советы людям виноватым. Мы усовещиваем их не столько для исправления их от их недостатков, сколько для внушения им, что мы от них свободны.