8 Любовь Александровна Берс собиралась к дочери Елизавете Андреевне Павленковой. С. А. Толстая писала в письме от 28 июня: «Мама уедет от нас 6-го июля, и Таня тоже едет с ней дня на три к Лизе».

9 Турухтан — птица из разряда голенастых и семейства бекасовых (scolopacidae); мясо турухтана вкусно осенью.

10 Жена Е. А. Тимрота, Софья Павловна, рожд. Кругликова (1837—1922). В письме от 22 июля С. А. Толстая, получив письмо Толстого, писала: „Какая это барыня Тимрот на иноходце, с которой ты ездишь верхом? Моя глупая душа этим немного волнуется, хотя я знаю, что ты меня за это упрекнешь и сейчас даже ахнешь, до чего я безрассудна. Но это мой главный недостаток, и даже сейчас успокаиваю себя, а какой-то голос во мне говорит: «а вдруг что-нибудь?»“ (стр. 120).

11 Барон Николай Родригович Бистром, сын Родрига Григорьевича Бистрома, генерал-адъютанта, у которого в 1878 г. Толстой купил землю в Самарской губернии. Н. Р. Бистром кончил лицей в 1871 г. В 1880 г. в чине титулярного советника был причислен к министерству государственных имуществ.

12 C. A. Берс писал о нем в своих воспоминаниях: «На Каралыке Льва Николаевича больше всех развлекал шутник, худощавый, вертлявый и зажиточный башкирец, Хаджимурат, а русские его звали Михайлом Ивановичем. Он удивительно играл в шашки и обладал несомненным юмором. От плохого произношения русского языка шутки его делались еще смешнее. Когда в игре в шашки требовалось обдумать несколько ходов вперед, он значительно поднимал указательный палец ко лбу и приговаривал: «большой думить надо». Это выражение заставляло смеяться всех окружающих, не исключая и башкир, и мы долго потом вспоминали его еще в Ясной поляне» («Воспоминания о Толстом». Смоленск. 1894, стр. 54).

В ответ на письмо Толстого С. А. Толстая писала вечером 22 июля 1871 г. «Сегодня после обеда Прохор привез мне твое письмо из Тулы... Нынче с особенным волнением ждала от тебя письма, и обрадовалась так, что, я думаю, всем показалась странна. Ты не можешь себе представить, что во мне поднимают твои письма. Сколько любви, чувства, страха и нетерпения увидать тебя. Это ужасно, что твое здоровье всё не совсем хорошо; неужели мое счастье всегда будет отравлено тем, что ты всё будешь хворать, и потому тоже будешь не весел и не счастлив». (ПСТ, стр. 120.)

1871 г. Июля 16—17. Каралык.

Давно я теб не писалъ, милый другъ. Виноватъ немного я, но больше судьба. Я пропустилъ одинъ случай писать, и съ тхъ поръ каждый день мн общаютъ: «вотъ подетъ, вотъ подетъ», и я все откладывалъ, 5 дней, но теперь ужъ не могу боле терпть и посылаю нарочнаго. Послднее письмо я писалъ теб, кажется, 10-го или 9-го передъ отъздомъ. Мы действительно похали; т[акъ] н[азываемый] Костинька,1 Баронъ Бистромъ, юноша, нмчикъ, только что кончившій курсъ въ лице съ медалью, Степа и я, на пар лошадей, въ корзинк плетеной (здсь вс такъ здятъ), безъ проводника и кучера. Мы сами не знали, куда мы демъ, и по дорог у встрчныхъ спрашивали: не знаютъ ли они, куда мы демъ? Мы хали собственно кататься по тмъ мстамъ, гд есть кумысъ, и стрлять, имя только смутное понятіе о какомъ-то Иргиз,2 Камелик.3 Поздка наша продолжалась 4 дня и удалась прекрасно. Дичи пропасть, двать некуда — утокъ и сть не кому, и Башкиры, и мста, гд мы были, и товарищи наши были прекрасные.

Меня, благодаря моему графскому титулу и прежнему моему знакомству съ Сталыпинымъ,4 здсь вс Башкиры знаютъ и очень уважаютъ. Принимали насъ везд съ гостепріимствомъ, которое трудно описать. Куда прізжаешь, хозяинъ закалываетъ жирнаго курдюцкаго барана, становитъ огромную кадку кумысу, стелитъ ковры и подушки на полу, сажаетъ на нихъ гостей и не выпускаетъ, пока не съдятъ его барана и не выпьютъ его кумысъ. Изъ рукъ поитъ гостей и руками (безъ вилки) въ ротъ кладетъ гостямъ баранину и жиръ, и нельзя его обидть. —

Много было смшнаго. Мы съ Костинькой пили и ли съ удовольствіемъ, и это намъ очевидно было въ пользу, но Степа и Баронъ были смшны и жалки, особенно Баронъ. Ему хотлось не отставать, и онъ пилъ, но подъ конецъ его вырвало на ковры, и потомъ, когда мы на обратномъ пути намекнули, не захать ли опять къ гостепріимному Башкиру, такъ онъ чуть не со слезами сталъ просить, чтобы не здить. Изъ этаго ты можешь видть, что здоровье мое хорошо. Немножко боллъ бокъ это время; но слабо, и теперь совсмъ прошелъ. Главное то, что тоски помину нтъ, и что я теперь впился въ кумысъ и вошелъ въ настоящее кумысное состояніе, т. е. съ утра до вечера немного пьянъ кумысомъ, и иногда цлые дни ничего не мъ или чуть-чуть. Погода здсь чудная. Во время поздки былъ дождь; но теперь три дня жара ужасная, но мн пріятная. Степа теперь ужъ не скучаетъ, и, кажется, потолстлъ и возмужалъ. Многихъ бы я привезъ сюда. Тебя, Сережу, Ганну. Какъ меня мучаетъ ея болзнь.5 Избави Богъ, какъ она разболится, какъ лтось. Съ тхъ поръ, какъ ты мн написала о Бибиков,6 я каждый день смотрю по дорог и жду его. Если бы онъ пріхалъ, я бы былъ очень счастливъ и угостилъ бы его всмъ тмъ, что онъ любитъ, и наврно предпринялъ бы поздку въ Уфу (все по Башкирамъ), 400 верстъ, и оттуда уже прямо бы вернулся на пароход по рк Блой въ Каму и изъ Камы въ Волгу. Теперь я этой поздки, хотя и мечтаю о ней, почти наврно не сдлаю. Боюсь, что она задержитъ меня хоть на день пріздомъ домой. Съ каждымъ днемъ, что я врозь отъ тебя, я все сильне, и тревожне, и страстне думаю о теб, и все тяжеле мн. Про это нельзя говорить. Теперь остается 16 дней. Поздка же въ Уфу интересна мн потому, что дорога туда идетъ по одному изъ самыхъ глухихъ и благодатнйшихъ краевъ Россіи. Можешь себ представить, что тамъ земля, въ которой лса, степи, рки, везд ключи, и земля нетронутый ковыль съ сотворенія міра, родящая лучшую пшеницу, и земля только въ 100 верстахъ отъ пароходнаго пути продается Башкирцами по 3 р[убля] за дес[ятину]. Ежели не купить, то мн хотлось очень посмотрть эту землю. Дло о покупк здшней земли не подвигается. Я написалъ Саш7 въ Петербургъ, чтобъ онъ торговалъ у Тучкова, и здшнему повренному Тучкова въ Самару, но ни отъ того, ни отъ другаго не получалъ отвта. Стороной до меня дошли слухи, что хотятъ теперь просить дороже 7 р[ублей]. Если такъ, то я не куплю. Ты знаешь, я во всемъ предоставляю ршеніе судьб. Такъ и въ этомъ.

Посл моего послдняго письма, я получилъ еще два письма отъ тебя.8 Хотлъ написать, душенька, пиши чаще и больше; но на это мое письмо едва ли ты успешь отвтить мн иначе, какъ въ Нижній. Письма твои, однако, мн ужъ вроятно вредне всхъ Грековъ тмъ волненіемъ, к[оторое] они во мн длаютъ. Тмъ боле, что я ихъ получаю вдругъ. Я не могу ихъ читать безъ слезъ, и весь дрожу, и сердце бьется. И ты пишешь, что придетъ въ голову; a мн каждое слово значительно, и вс ихъ перечитываю. Два извстія твои очень грустны: это то, что я не увижу мама,9 если не поду къ Лиз и не увезу ее опять къ намъ, что я намренъ сдлать, и главное, что милый другъ Таня угрожаетъ ухать до меня.10 Это было бы очень грустно. Что ты не пишешь о Тет[еньк] Тат[ьян] Ал[ександровне]. Получилъ я еще по письму отъ Урусова и Фета и буду имъ отвчать.11 На письмо Офенберга12 я все не ршилъ, что отвчать; но и торопиться не къ чему, такъ какъ адресъ его въ Варшаву только до 18. Я хочу однако отвчать ему слдующее: предложить ему 90 000, к[оторыя] онъ проситъ, но съ разсрочкой, безъ процентовъ, на 21/2, три года, по 30 тысячъ.

Поцлуй очень Лизу13 милую и за тебя, и за меня, и чтобъ она не сердилась, если я не успю въ этомъ жару и хмлю постоянномъ отвчать на ея письмо, кот[орое] доставило мн огромное удовольствіе. — Цлуй всхъ, даже Дмитр[ія] Алекс[евича],14 если онъ у васъ съ своими, и несмотря на то, что онъ тебя и Таню дразнитъ. Таню успокой. Если мужъ хорошій, а ея мужъ хорошій, то отъ разлуки необходимой, — ничего не будетъ, кром того, что больше оцнитъ и сильне полюбитъ, и найдетъ маленькая влюбленная грусть, к[оторая] жен должна быть пріятна. Отъ неврности же въ разлук дальше гораздо, чмъ когда вмст; потому что въ разлук есть въ душ идеалъ своей, съ кот[орымъ] ничто не можетъ сравниться. Это все и къ теб относится. Чтобы Варя15 написала. Мы зато съ Степой разсказывать много будемъ. Радуюсь, что pas-de-g'eants16 стоятъ, но самъ живо представить себ не могу, какъ это у васъ идетъ. Представляю только, какъ Илья падаетъ.